Славянская мифология. Бесы. Откуда появились бесы и как научиться не бояться их

Славянская мифология. Бесы. Откуда появились бесы и как научиться не бояться их

Роман «Бесы».Время и пространство .(пока только время) Фигура повествователя-хроникера также помогает Достоевскому осуществить искусную игру со временем. Художественное время, используемое рассказчиком, представляет собой две системы координат: линейное и концентрическое время, дополняющие друг друга в структуре сюжета. Последовательность событий часто нарушается неким временным сбоем: повествователь излагает слухи, версии, интерпретации вокруг привлекшего его внимание факта, отыскивает в прошлом истоки происходящего ныне. Писатель останавливает время текущих событий, чтобы затем вновь максимально ускорить линейное движение времени.

Хроникеры Достоевского не только создают, но и пересоздают время. Хаотичность повествования рассказчика не есть признак его "неумелости", как считает Д. Лихачев5, - это мир его художественного произвола. До поры до времени хроникеру приходится топтаться на месте, "буксовать", перескакивать с одного на другое - словом, сбиваться. Особенно заметна сбивчивость повествования у Горянчикова ("Записки из Мертвого дома"). Он все время оговаривается, забегает вперед: "я об этом еще скажу", "о нем я скажу позже", "об этом я уже говорил". Это необходимо Достоевскому, чтобы, концентрически выстроив свою историю (первый день, первый месяц и далее тянущиеся в остроге годы), приблизиться к сущности преступников, их человеческому зерну, или, по меткому выражению В. Лакшина, "завоевать истину"6.

Хроникер в романе "Бесы", как и Горянчиков, не только рассказчик, но и действующее лицо. Он бегает по различным делам, передает слухи, влюбляется в Лизу Тушину и т. д. Пока Антон Лаврентьевич - вполне стандартный герой, от лица которого ведется повествование. Но вот начинаются какие-то странные метаморфозы: хроникер описывает сцены, какие ни при каких обстоятельствах он не мог наблюдать. Даже если он мотивирует свою осведомленность наличием слухов, то, само собой разумеется, слухи не бывают столь подробными и детальными. Например, сцену, когда Варвара Петровна встречается в церкви с Хромоножкой (причем Антон Лаврентьевич там не присутствовал), он живописует с помощью следующих деталей:

"- Ручку-то пожалуйте, - лепетала "несчастная", крепко прихватив пальцами левой руки за уголок полученную десятирублевую бумажку, которую свивало ветром.

Вы дрожите, вам холодно? - заметила вдруг Варвара Петровна и, сбросив с себя свой бурнус, на лету подхваченный лакеем, сняла с плеч свою черную (очень не дешевую) шаль и собственными руками окутала обнаженную шею все еще стоявшей на коленях просительницы" (курсив мой. - А. Г.). Очевидно, что ни один самый наблюдательный рассказчик не в силах был бы передать Антону Лаврентьевичу эту сцену так, чтобы подметить все нюансы, переходы чувств персонажей, вплоть до развевающегося на ветру уголка десятирублевки, прихваченного левой рукой. Для этого надо обладать недюжинной и цепкой художественной памятью. Но кто же это мог сделать? Те, кто присутствовал в церкви? "...Виднелись всё знакомые, светские лица, разглядывавшие сцену, одни с строгим удивлением, другие с лукавым любопытством и в то же время с невинною жаждой скандальчика, а третьи начинали даже посмеиваться". Вряд ли перечисленные заурядные обыватели были способны на такой блестящий рассказ. Кстати говоря, даже то, как они реагируют на происходящее, хроникер не мог узнать из слухов, а только вообразить, представить себе более или менее правдиво.

Наконец, если подобные сцены хроникер мог воспроизвести, пользуясь слухами (поверим его заверениям), то интимные разговоры между двумя он заведомо ни видеть, ни слышать не мог. Ведь он, как, допустим, Подросток, не залезал в чужие спальни, не подслушивал, не подглядывал. В самом деле, каким образом он мог прознать о сговоре Петра Верховенского со Ставрогиным с глазу на глаз, где первый предлагает Ставрогину почетную роль самозванца, Ивана-царевича, по велению которого Русь будет затоплена в крови, если только он того пожелает? Как мог Антон Лаврентьевич, пускай приблизительно, догадаться, о чем говорят Ставрогин и Лиза после грешной ночи с увозом и страстями? Откуда такая тьма анахронизмов и пространственных несуразностей?

Возникает естественный вопрос: а не фиктивная ли фигура этот вездесущий хроникер? Действительно, многие исследователи так и решали эту проблему: сначала, мол, Достоевский следит, чтобы хроникер участвовал в событиях лично, а потом напрочь забывает о нем и пишет уже от своего авторского лица. Получается, что Достоевский - малоподготовленный к писательству любитель, дилетант, на каждом шагу совершающий промахи и просчеты.

То, что это не так, доказывает внимательное чтение текста. В упомянутой нами сцене разговора между Ставрогиным и Петром Верховенским встречается страннаяавторская ремарка: "Так или почти так должен был думать Петр Степанович" (курсив мой. - А. Г.). Еще одно, на первый взгляд совершенно необъяснимое, замечание в финальной сцене романа: "Софья Матвеевна знала Евангелие хорошо и тотчас отыскала от Луки то самое место, которое я и выставил эпиграфом к моей хронике. Приведу его здесь опять..." (курсив мой. - А. Г.).

Что мы видим? Хроника оборачивается вымыслом. Повествователь ссылается на источники, слухи, выдает себя за очевидца событий, но при этом всячески подчеркивает приемы организации материала, в том числе и значимость эпиграфа, введенного в сюжет романа, - иными словами, рассказчик показывает условность происходящего, и, стало быть, документальность и сиюминутность - только видимость.

В действительности хроникер прежде всего творец, имеющий право на вымысел. С этой точки зрения снимается его фиктивность, объясняется, почему он способен рассказывать о самых интимных сценах тет-а-тет, передавать внутренние монологи героев, интерпретировать слухи и сплетни. В известном смысле хроникеры Достоевского - сотворцы автора. По существу они являются профессиональными писателями, во многом схожими с самим художником: недаром они компонуют время и пространство, создают и описывают внутренний мир героев.

Итак, с одной стороны, их функция - вовлечь читателя в вихрь событий, заставить забыть об условности художественного пространства и времени. С другой же стороны, хроникеры, напротив, выражают мнимость происходящего: безраздельно пользуясь авторской волей, они то акселерируют ритм событий, то вдруг делают необычайно длинную паузу, то самоустраняются, то вновь становятся участниками и свидетелями. С помощью фигуры хроникера Достоевский, таким образом, стирает границы между иллюзорным временем художественного произведения и реальным временем поступка героя, осуществляя сложнейшую игру с пространственно-временным континуумом.

Примечание из лекции:Временные рамки раздвинуты: истории отцов, истории детей. Действия в романе создаются по горячим следам. 70-е гг. – Россия переживала итог коллизий.

Образы:

Роман Достоевского начинается с цитирования Пушкина и Евангелия от Луки. Речь в произведении пойдет о бесах не как мистических существах, а как силах и людях колеблющих Россию. Главный дьявол, Великий грешник, Антихрист –Ставрогин, человек обезбоженный и обожествленный. Примечательно уже само его имя: Николай –имя особо почитаемого в России святого, Николая Чудотворца (кроме того его имя обозначает «победитель народа»); отчество Всеволодович –«володеющий всем»; фамилия Ставрогин происходит от греческого слова «крест».

На начальном этапе подготовки материалов к роману Ставрогин выступает как фигура второстепенная и по существу романтическая. «Князь, изящный друг Грановского». Но в записи от 7 марта 1870 года Достоевский поясняет, что Князь в прошлом «развратный человек и высокомерный аристократ», 15 марта –«Князь –человек, которому становится скучно».

29 марта 1870 года Достоевский принимает кардинальное решение: центральным лицом в романе будет Ставрогин. «Итак, весь пафос романа –в князе, он герой. Все остальное движется около него как в калейдоскопе».

Со временем все более подробно прорисовывается в деталях мрачная фигура Николая Всеволодовича. 6 июня 1870 года: «Nota bene. Хроникер по смерти князя делает разбор его характера (непременно глава Анализ). Говоря, что это был человек сильный, хищный, запутавшийся в убеждениях и из гордости бесконечной желавший и могший убедиться только в том, что вполне ясно…». «16 августа. Князь –мрачный, страстный, демонический и беспорядочный характер, безо всякой меры, с высшим вопросом, дошедшим до «быть или не быть?». Прожить или истребить себя? Оставаться на прежнем, по совести и суду его невозможно, но он делает все прежнее и насильничает».

8 октября 1870 года Достоевский пишет в письме Каткову: «…Это другое лицо (Ставрогин) –тоже мрачное лицо, тоже злодей, –но мне кажется, что это лицо трагическое, хотя многие, наверное, скажут по прочтении: «Что это такое?» Я сел за эту поэму об этом лице потому, что слишком давно уже хочу изобразить его. Мне очень, очень будет грустно, если оно у меня не удастся. Еще грустнее будет, если услышу приговор, что лицо ходульное. Я из сердца взял его».

«Вообще иметь в виду, что Князь обворожителен, как демон, и ужасные страсти борются с… подвигом. При этом неверие и мука –от веры. Подвиг осиливает, вера берет верх, но и бесы веруют и трепещут». «Многие в бога не веруют, а в бесов веруют. Князь понимает, что его мог бы спасти энтузиазм (например, монашество, самопожертвование исповедью). Но для энтузиазма недостает нравственного чувства (частию от неверия). Ангелу Сардийской церкви напиши».

Достоевский избегает традиционной «предыстории» героя, в которой раскрывается процесс формирования его убеждений; герой взят Достоевским на каком-то остром духовном переломе, определяющим его судьбу. Таким предстает перед нами и Ставрогин.

Ставрогин, наделенный чертами сатанизма, вместе с тем является для нигилистов своеобразной «иконой», «царевичем из сказки». Он невероятно красив и в то же время ужасен. «Это был очень красивый молодой человек, лет двадцати пяти... удивительно скромен и в то же время смел и самоуверен, как у нас никто... волосы его были что-то уж очень черны, светлые глаза его что-то уж очень спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, –казалось бы, писанный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску... и вдруг зверь показал свои когти».(Х, с.40) Противоречивость внешняя и внутренняя. Ему присуще дьявольское обаяние, он возбуждает искреннее и непритворное восхищение. Демонология естественно вошла в структуру его образа. В конце описания Хроникер называет его зверем (не сравнивает, а именно называет), а мы помним, Зверь –одно из библейских имен Антихриста.

Ставрогин – сатана, дьявол, душа его ужасна. Он может вместить сюда любые идеи, любые противоположности. Это показатель невероятной широты и самого высшего бесовства. Ставрогин – учитель, как перед учителем перед ним склоняются нигилисты: Кириллову он внушает атеистическую идею, Шатову – православную. В Ставрогине естественно уживаются полярные идеи: атеистические и религиозные. Кажется, что в душе его должно быть таинство, а на самом деле – пустота. В этом и заключен весь ужас: пустота есть крайняя безнравственность, такая душа по природе своей преступна. В этой широте есть что-то адское. В пушкинском и лермонтовском демоне было величие души. В Ставрогине живут пустота и безразличие, лермонтовский демон хотел спастись любовью; пушкинский демон страдал от одиночества. Ставрогин же не знает любви, от одиночества не страдает, следовательно, его душа увечна. В Ставрогине нет ничего, что могло бы рассказать о его максимализме, в нем все рассчитано, он даже не может непосредственно отдаться сладострастию и разврату. У Ставрогина даже разврат рассчитан: есть большой, средний и малый. Всякий раз после своих разгулов он испытывает трезвую, разумную злобу. У него много «подвигов», и трудно понять логику этих «подвигов», он как бы сознательно искалечил свою жизнь. Но Достоевский даже такому бесу, как Ставрогин, посылает некую возможность для осознания собственной жизни, ее оценки.

Исповедь Ставрогина важна: здесь он предстает как страшный преступник, который заслуживает только ада, потому что он насильник, убийца, клятвопреступник. Самое страшное его преступление – насилие над маленькой двенадцатилетней девочкой. Исповедь Ставрогина не вошла в роман по цензурным соображениям (глава «У Тихона»). Ставрогин рассказывает об одном страшном случае своей жизни – разумном разврате, девочка, подвергшаяся насилию, сама наложила на себя руки, сама не простила себе свое падение. Матреша упрекает Ставрогина в его преступлении, но и с себя не снимает вины. Как-то вечером, когда он вернулся к себе в комнату, смотрел на лучи заходящего солнца, на пороге появилась Матреша, угрожая ему кулачком. Ставрогин смотрел на часы ровно двадцать минут, невероятный натурализм ощущений он запомнил до последних деталей и описал в своих записках. А затем ушел из дому, в номерах встретился со своей ватагой, Ставрогин в это время был весел и остроумен, такова картина его души, и ему предназначено нести своей крест. Если бы в душе Ставрогина родились страдания, то возникла бы возможность на спасение, но страданий нет, а есть равнодушие, поэтому Ставрогина ждет самоубийство, он покончит с собой, как и Матреша. Ставрогин ничем не руководствуется, он всех презирает, руководит ими идейно, он часть их сознания и часть их психологии. Ставрогину свойственна опустошенность души, он и умер потому, что нечем стало жить. Ставрогинская широта – инфернальная широта души – признак антинародности, антинациональности, вот почему он стоит во главе русских нигилистов. Ставрогин из тех, кто ненавидит Россию. Не случайно он мечтает жить среди скал и гор.

Как пишет о своем герое Достоевский: Ставрогин предпринимает «страдальческие судорожные усилия, чтобы обновиться и вновь начать верить. Рядом с нигилистами это явление серьезное. Клянусь, что оно существует в действительности. Это человек не верующий вере наших верующих и требующий веры полной совершенно иначе». Ставрогин пытается добыть веру «иначе», своим умом, рассудочным путем: «Чтобы сделать соус из зайца, надо зайца, чтобы уверовать в Бога, надо Бога». Особое состояние Ставрогина подмечает Кириллов: "Ставрогин если верует, то не верует, что он верует. Если же он не верует, то не верует, что он не верует".

Ставрогин оказывается как бы распятым (см. на происхождение фамилии) между жаждой абсолютного и невозможностью его достижения. Отсюда его тоска, пресыщенность, расколотость сердца и ума, тяготение и к добру и ко злу. Нравственная раздвоенность, «жажда контраста», привычка к противоречиям бросают Николая Всеволодовича на вольные и невольные злодейства. Но все эти «срывы» и «подвиги» Ставрогина происходят из рассудка, имеют скорее экспериментальный, нежели естественный характер. Эти эксперименты окончательно остужают чувства и убивают душу, делая Ставрогина человеком, чье лицо «напоминает маску». В описании Ставрогина Хроникер указывает как странность: что «все у нас, чуть не с первого дня, нашли его чрезвычайно рассудительным человеком».

Раздвоенность и равнодушие касаются и идейных увлечений Ставрогина: с одинаковой убежденностью и почти одновременно он внушает православие Шатову и атеизм Кириллову –учения взаимоисключающие. И Кириллов, и Шатов видят в Ставрогине учителя, идейного «отца».

Тихон предлагает Ставрогину исповедаться. Исповедь Ставрогина –саморазоблачение огромной силы. Вместе с тем это свидетельство величайшей гордости и презрения к людям. Если Раскольников страшился покаяния, к которому призывала его Соня, то Ставрогин откровенно решил признаться в отвратительнейшем поступке –совращении девочки, которая потом убила себя. Он даже отпечатал специальный текст. Но эта громкость и демонстративная откровенность насторожили Тихона. Он сразу понял, что в намерении Ставрогина обнаруживается не «воскресение», а самоутверждение. Монах далек от мысли, что ставрогинская исповедь –искреннее покаяние. Он видит только, что герой постиг всю глубину случившегося. Поэтому Тихон предлагает сделать усилие, чтобы посрамить «беса»: «Вас борет желание мученичества и жертвы собою; покорите и сие желание ваше… Всю гордость свою и беса вашего посрамите! Победителем кончите, свободы достигнете…».(XI, с.25) Но Ставрогин не готов к подвигу. И от отсутствия цели, веры в живую жизнь он уходит из нее.

Достоевский считал важным подчеркнуть главенство в современном мире того состояния крайнего безверия, нравственной относительности и идейной слабости, которое воплощает в романе Ставрогин и которое питает, поддерживает и распространяет малые и большие, внутренние и внешние войны, вносит дисгармонию и хаос в человеческие отношения.

Вместе с тем писатель был убежден, что сила «черного солнца» не беспредельна и основывается в конечном счете на слабости. Юродивая Хромоножка называет Ставрогина самозванцем, Гришкой Отрепьевым, купчишкой, сам же он видит в себе порою вместо демона –«гаденького, золотушного бесенка с насморком». Петр Верховенский иногда находит в нем «изломанного барчонка с волчьим аппетитом», а Лиза Тушина – ущербность «безрукого и безногого».

«Великость» и «загадочность», осложняются у главного героя «прозаическими» элементами, а в драматическую ткань его образа вплетаются пародийные нити. «Изящный Ноздрев» – так обозначается один из его ликов в авторском дневнике. Писатель признавался, что взял его не только из окружающей действительности, но и из собственного сердца, поскольку его вера прошла через горнило жесточайших сомнений и отрицаний. В отличие от своего создателя, Ставрогин оказался неспособным преодолеть трагическую раздвоенность и обрести хоть сколь-нибудь заполняющую пустоту души «полноту веры». В результате безысходный финал, символический смысл которого выразил Вяч. Иванов: «Изменник перед Христом, он неверен и Сатане... Он изменяет революции, изменяет и России (символы: переход в чужеземное подданство и в особенности отречение от своей жены, Хромоножки). Всем и всему изменяет он, и вешается, как Иуда, не добравшись до своей демонической берлоги в угрюмом горном ущелье».

Глубинное смысловое значение внутреннего развития образа Ставрогина Достоевский как бы проиллюстрирует через несколько лет после завершения романа рассуждениями «логического самоубийцы» в «Дневнике писателя». Вывод, вытекавший из них, заключался в том, что без веры в бессмертие души и вечную жизнь бытие личности, нации, всего человечества становится неестественным, немыслимым, невыносимым: «только с верой в свое бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле. Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше, гнилее, а потеря смысла жизни (ощущаемая хотя бы в виде самой бессознательной тоски) несомненно ведет за собою самоубийство».

СТЕПАН ТРОФИМОВИЧ - центральный персонаж романа Ф.М.Достоевского «Бесы». Основным, хотя и не единственным, реальным прототипом С.Т.Верховенского явился известный русский либеральный историк-западник, друг А.И.Герцена Тимофей Николаевич Грановский (1813-1855). Источником сведений об историке, которого писатель не знал лично, послужила рецензия Н.Н.Страхова на книгу А.В.Станкевича «Т.Н.Грановский» (1869), опубликованная в «Заре». 26 февраля (10 марта) 1869 года Достоевский писал Страхову: «Книжонка эта нужна мне, как воздух, и как можно скорее, как материал, необходимейший для моего сочинения»; однако в наброске, которым Достоевский начал работу над романом (февраль 1870), черты либерала-идеалиста подверглись пародированию. «Всежизненная беспредметность и нетвердость во взгляде и в чувствах», «жаждет гонений и любит говорить о претерпенных им», «лил слезы там-то, тут-то», «плачет о всех женах - и поминутно женится» - таковы штрихи к портрету чистого западника, «который просмотрел совсем русскую жизнь» и которого автор романа (задуманного как политический памфлет на нигилистов и западников) делал морально ответственным за нечаевское убийство, за монструозного своего сына, негодяя Петрушу. «Наши Белинские и Грановские не поверили бы, если б им сказали, что они прямые отцы Нечаева. Вот эту родственность и преемственность мысли, развивавшейся от отцов к детям, я и хотел выразить в произведении моем», - объяснял Достоевский в письме к наследнику престола, А.А.Романову. Являясь обобщенным портретом либерального западника 40-х годов, С.Т. соединяет в себе черты многих людей этого поколения - Герцена, Чичерина, Корша и даже Тургенева.

С.Т, историей которого начинается и заканчивается действие романа, принадлежит к плеяде знаменитых деятелей 40-х годов, получивших европейское образование и успевших блеснуть на университетском поприще в самом начале своей карьеры; «вихрем сошедшихся обстоятельств», однако, карьера была разрушена, и он оказался в губернском городе - сначала в роли гувернера восьмилетнего генеральского сына, а затем и приживальщика в доме деспотической покровительницы генеральши Ставрогиной. С.Т. представлен в романе как отец «беса» Петруши (см. ст.: ПЕТР Верховенский) и как воспитатель «демона» Ставрогина. Постепенно либерал-идеалист опускается до карт, шампанского и клубного бездельничанья, регулярно впадая в «гражданскую скорбь» и в холерину: двадцать лет он стоял перед Россией «воплощенной укоризной» и считал себя гонимым и чуть ли не ссыльным. С приездом же в город сына, которого он почти не знал (так как отдал с малолетства на воспитание теткам), в нем, расслабленном эстете и капризном, вздорном, пустом человеке (так аттестует его генеральша Ставрогина), загорается чувство чести и гражданского негодования. На литературном празднике в пользу гувернанток С.Т. бесстрашно отстаивает высшие ценности («без хлеба... можно прожить человечеству, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете!»), дав бой утилитаристам и нигилистам. Однако губернское общество освистало и высмеяло «нелепого старика», его звездный час обернулся позором и поражением. Он более не хочет оставаться приживальщиком и уходит из дома покровительницы с маленьким саквояжем, зонтиком и сорока рублями; на постоялом дворе у большой дороги «русскому скитальцу» бродячая книгоноша читает евангельский рассказ об исцелении га-даринского бесноватого. «Мое бессмертие, - убежден взволнованный С.Т, - уже потому необходимо, что Бог не захочет сделать неправды и погасить совсем огонь раз возгоревшейся к нему любви в моем сердце. И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь венец бытия...» С.Т умирает просветленный, признав свою духовную ответственность за нигилистов, за Шатова, за сына Петрушу, за Федьку Каторжного, отданного когда-то в солдаты для покрытия карточного долга: душевная драма «рыцаря красоты» завершается высокой трагической нотой.

Образ С.Т, по мнению большинства критиков, принадлежит к величайшим созданиям Достоевского. Современники писателя сравнивали С.Т. с «тургеневскими героями в старости» (А.Н.Майков). «В образе этого чистого идеалиста 40-х годов есть дыханье и теплота жизни. Он до того непосредственно и естественно живет на страницах романа, что кажется не зависящим от произвола автора», - считал К.В.Мочульский. «Образ С.Т. написан не без иронии, но и не без любви. Есть в нем и лжегероическая поза, и благородная фраза, и чрезмерная обидчивость приживальщика, но есть в нем и подлинное благородство и патетическое гражданское мужество», - замечал Ф.А.Сте-пун. «Это самый грандиозный герой Достоевского, - утверждал Ю.П.Иваск, - и не ближе ли он Ламанческому рыцарю, чем кихотик-христосик Мышкин! С.Т, большое испорченное дитя, до самого конца лепечет свои русско-французские фразочки и, сам того не ведая, приобщается не Великой Мысли, а самому Христу». С.Т. выражает в романе идеи, близкие автору, и по воле автора является истолкователем евангельского эпиграфа к «Бесам».

Примечание из лекции: С.Т. большой ребенок, его речи совершенно неопасны. Он является отцом главного беса. Сын его – Петруша,относится к отцу как к устаревшему. Он тип авантюриста – заговорщика, с помощью этого типа мы понимаем, как зарождался экстремиум, и достижение любой цели – это главное условие. Все средства хороши. Он прекрасно знает, что он мошенник, а не революционер. Верховенский считает, что если он сам был руководителем, то и его сын тоже должен руководить и верховенствовать. Теория Шмалева – это тотальное расчеловечение людей и Петр видит в нем идеального человека и видит в нме собрата и проповедует рай на земле. Убийство Шатырева – э то залог единства – что никто из пятерки не донесет

Смысл названия Бесы:

Бесы – образ обощения, духовной смуты, утраты нравственных отриентиров, образ смертельно-опасной эпидемии. Вывод, в центре худ. Анализ идеологии насилия, своеволия. Любое насилие приведет Россию к топору. Эта идея полностью реализуется в Бесах. Топор – символ организации, во главе которой Верховенский.

Одержимость человека традиционно трактуется как вселение в человеческое тело беса или демона, который контролирует его действия и мысли, провоцирует непредсказуемые реакции и ведет человека дорогой зла.

Сегодня христианские истории о вселении бесов немногие воспринимают серьёзно, однако само явление уже давно будоражит умы исследователей, которые изучают данный вопрос.

Перед тем, как рассматривать эту тему, следует разграничить религиозную трактовку одержимости бесами и сам данный феномен. Тысячи книг посвящены бесноватым и они не перестают появляться с каждым годом. В общих чертах христианская традиция считает, что демон или бес может подчинять волю человека, чтобы сбить свою жертву с верного пути и толкнуть на совершение грехов.

Так, считается, что слуги дьявола могут изменить и внешний облик и поведение человека просто до неузнаваемости: появляется агрессия к окружающим, суицидальные наклонности, нередки случаи эпилептических припадков, возникают галлюцинации разного рода, человек разговаривает от лица бесов , которыми одержим , иногда даже использует незнакомые науки языки.

Иррациональная ненависть к служителям культа и христианской символике считается еще одним важным признаком бесноватости. Но в данном случае, прежде всего, нужно говорить о психических расстройствах, а не о каком-либо вмешательстве извне. Так, чтобы подтвердить правильность такого подхода можно рассмотреть описания одержимости в исламской традиции, в которой, нелюбовь ко всему христианскому, естественно, не является показателем каких-либо отклонений или, тем более, вмешательства злых сил. В Исламе признаками вселения бесов в человека является его неадекватное поведение, психические отклонения, частые потери сознания или галлюцинации. У мусульман принято возлагать ответственность за такое состояние человека на шайтанов или джиннов.

В любом случае явно прослеживаются общие свойства одержимости такие, как повышенный уровень агрессии, помутнение рассудка, галлюцинации. Подобные симптомы обнаруживаются и в традиционной африканской религии Bуду, где помимо вышеперечисленных признаков идет речь о похищении души человека.

Данный феномен лишь по-разному трактуется разными религиями, он обрастает домыслами и мифами, построенными на догматах конкретного культа.

Однако приверженцы существенно отличающихся друг от друга культов неизменно описывают случаи внедрения враждебных сущностей в энергетическое поле человека.

Одержимый бесами страдает сам, но при этом он доставляет мучения окружающим людям, он вытягивает их жизненные силы, лишает их покоя и равновесия. Именно в этом моменте находится ключ, способный открыть тайну одержимости бесами .

Приверженцы всех религий утверждают, что демоны или джинны оказывают губительное воздействие на человека, но при этом, они не могут объяснить, как некая нематериальная сущность способна разрушать физическое тело своей несчастной жертвы. Ведь вселившийся в тело бес не питается пищей и не пьет кровь, не поедает изнутри тело человека, тогда появляется логичный вопрос: за счет чего поддерживает собственное существования такой демон.

На ум сразу приходит очевидный ответ – энергия. Одержимый человек ведет себя агрессивно по отношению к окружающим не потому, что владеющая им сущность является воплощением зла, а лишь потому, что такой механизм кормления данной сущности. Таким образом, термины «бес», «шайтан» или «дух» являются не совсем подходящими, поскольку наиболее точным будет определение «нежданного гостя» в человеческом теле как «энергетический вампир».

Древние люди сталкивались с этими опасными существами и пытались объяснить природу их воздействия на человека на основе своих религиозных доктрин, соответственно, принимая их за шайтанов, бесов или призраков. Священнослужители и жрецы пытались бороться с «демонами» при помощи ритуалов и заклинаний, однако опыт инквизиторов показывает, что один метод был действительно эффективен – метод физического уничтожения носителя «злого духа».

Подобные заблуждения только на руку энергетическим вампирам, ведь во время моральных и физических страданий человеком выделяется огромное количество энергии.

Далеко не всегда жертвы инквизиции оговаривали себя, когда признавались под пытками в сношениях с дьяволом. Гостивший внутри энергетический вампир мог принимать облик сатаны или беса в галлюцинациях, которые были им же и созданы и принимались одержимым человеком как подлинная реальность. Чем больше физической боли испытывала жертва, чем сильнее она страдала, тем лучше было энергетическому вампиру. Колоссальное количество энергии выделял человек, сгорающий заживо на костре, а вампиру оставалось лишь, насытившись энергией, покинуть тело своей жертвы перед ее смертью.

Однако по прошествии лет публичные казни уже не вызывали у наблюдавших их людей столько страха за собственные жизни, они стали попросту привычным делом в обществе того времени. А именно страх такого рода помогал существовать вампирам из низших каст. Поэтому им довелось искать другие способы подпитки, после чего публичные казни еретиков на костре остались в прошлом. Неуклонно начала ослабевать в обществе и вера в бесов и демонов. На данном этапе она почти полностью исчезла в современных цивилизованных странах, в которых теперь правит культ виртуального насилия и постоянного страха перед будущим. Люди боятся теперь не демонов и инквизиции, а грядущих кризисов, разорений, стихийных бед и очередного «Конца света».

Первые десятилетия своего существования советская Россия подарила много пищи энергетическим вампирам благодаря массовым репрессиям священнослужителей, чем замкнула круг истории. Человеческая личность, однако же, вторична, с точки зрения вампира, а первичен сам объем энергии, который она способна продуцировать. В разные эпохи жертвы и палачи попросту меняются местами, но энергетическому вампиру не принципиально, какое «блюдо» подают к столу на этот раз.

Инкубы и суккубы

Одним из самых мощных источников для питания энергетических вампиров является сексуальная энергия. Поэтому эти существа нередко приходили людям в образе инкубов и суккубов, чтобы вступить в половую связь. Суккубами называются демоны, которые под видом красивых соблазнительных женщин совращают мужчин, а инкубами, соответственно, те, которые ищут половых контактов с женщинами.

Сохранилось большое количество описаний сношений демонов с человеком еще с древних времен. Однако исследователи никак не могли разгадать природу суккубов и инкубов. Долгое время они не могли посмотреть на проблему без влияния традиционных представлений о морали и грехе, поэтому игнорировали точку зрения физических процессов пеpeтекания энергии от одного cущества к другому. Мешали также спекуляции и мышление демонологов разных времен, которые выдавали свое мнение за реальность.

История оставила большое количество описаний инкубов, пестрящих безобразными подробностями их внешнего облика. Как и многим другим демонам, им приписывали козлиные черты, которые создавали сходство с сатирами. Иногда такие демоны имели черты кошек, оленей, собак и прочих животных. Однако облик зверя не мешал им вступать в половую связь с человеком. Демоны же считались всегда существами, не имеющими плоти, поэтому демонологи выдвигали различные версии о том, как им удается получить тела. Одни говорили, что демоны пользуются телом человека, в которого вселяются. Другие утверждали, что столь странный облик демона объясняется тем, что он смастерил его из подручных средств. Ну а третьи уверяли, что для своих целей демоны используют трупы.

Эти версии являются излишне надуманными, поскольку энергетические вампиры обладают способностью провоцировать у своих жертв появление красочных и реалистичных галлюцинаций и порождать, таким образом, любые видения.

Суккубы являются мужчинам чаще всего в образе соблазнительных демонесс, демоническую сущность которых могут выдавать когти или перепончатые крылья.

В период раннего Средневековья этих существ считали демонами сна, целью которых было вызвать у добропорядочных христиан неподобающие похотливые мысли и желания. Изначально сексуальный мотив отсутствовал в их действиях, они вызывали в людях чувство леденящего кровь ужаса, за счет которого и питались энергией. Мифологии многих народов мира описывают существ приходящих к людям по ночам и садящихся на грудь, вызывая обездвиживание и удушье. Однако вскоре вампиры сменили тактику «высасывания» энергии с человека, поскольку поняли, что человеческое тело выделяет намного больше энергии в момент оргазма, чем во время сильного приступа страха. Таким образом, демоны использовали эту физиологическую особенность, сыграв при этом на религиозных воззрениях той эпохи.

Еще в период около 1180-1249 годов парижский епископ Гильoм Oвернский писал, что демоны лишь создают видение у человека, иллюзию сексуального контакта. По многим причинам его идеи не нашли поддержки и не получили должного развития. Все потому, что Инквизиция нуждалась в нечто большем, чем фантазии неграмотных людей, крестьян, склонных к видениям и галлюцинациям, которые порождались спорыньей.

Примечательно, что когда описывают случаи встреч с призраками, всегда указывают на ощущение холода. Появление инкубов также всегда сопровождалось понижением температуры. Эти подробности сохранились в письменных свидетельствах разных времен. Ведьмы, подвергавшиеся преследованиям, часто упоминали о специфическом холоде, исходившем от демонов.

Женщины Джанет Брейдхейд и Изабель Гуди из ковена (сообщества ведьм) в Олдерке признались в 1662 году, что демон «темный человек, очень холодный; этoт холод напоминал воду из весеннегo колодца»« (эти данные содержатся в книге А. Саммеpса «История колдовства»).

В «Энциклопедии колдовства и демoнологии» P. Роббинса упоминается, что некая Жaнна д Абaди призналась демонологу де Ланкру, что семя дьявола было очень холодным, поэтому она не могла забеременеть после полового контакта с ним. А в работе «Ченая магия» Р. Кавендиша говорится, что в случаях, когда дьявол являлся к женщинам в образе человека, он нередко был смугл или темнокож, «как положено Князю Тьмы» и от него также веяло ледяным холодом.

Человек ощущает холод, когда теряет энергию, например, на улице зимой или при контакте с энергетическим вампиром. Потеря жизненной энергии человека может впоследствии обернуться серьезной болезнью или даже смертью. Об этом неоднократно упоминали и демонологи Средневековья.

После сексуального контакта с «демоном» человек расстроен и ощущает сильную подавленность. Так, мужчина, имевший сношения с суккубом на протяжении месяца, очень быстро умер. А по свидетельствам монаха Томаса Вальсингама из Англии, одна молодая девушка умерла через три дня после сношений с дьяволом.

Однако известны и другие истории сексуальных отношений с демонами, которые длились иногда десятилетиями. А. Махов привод в своей книге «Сад демонов» данные, согласно которым священник-ведьмак Бeнуа Беpн, сожжённый впоследствии на костре в возpасте восьмидесяти лет, признался в своей связи с демоном по имени Геpмиона. Эта связь длилась сорок лет, при этом демонесса оставалась невидимой для окружающий людей. Легенды об инкубате нередко повествуют о довольно долгой и счастливой совместной жизни суккуба/инкуба и его жертвы. У них даже может быть потомство, однако, в конце концов, демон все же иcчезает после нарушения человеком «некого запрета».

Полагали даже, что женщина способно произвести потомство об инкуба, причем ребенок будет либо великим злодеем, либо великим гением. Люди могли записать любую неординарную личность, например Аттилу или Мерлина, в демонические отпрыски. Однако реальных оснований у таких историй нет, ведь энергетические вампиры ни семени, ни собственного ДНК. Корни подобных историй нужно искать не в фактах половой связи людей и «демонов», а в психологии и особенностях человеческого мышления. Люди часто склонны видеть мистику или вмешательство потусторонних сил, если человек отличается и обладает особенными способностями.

Искушения Святого Антония

Личность Святого Антония является очень интересной для исследователей, изучающих проблемы одержимости бесами . Антоний родился в Египте примерно в 251 году, будучи восемнадцатилетним юношей, он раздал бедным все свое имущество и решил уйти жить в пустыню. Там всю свою долгую жизнь Антонию было суждено вести борьбу с постоянно искушающими его демонами. О большом запасе жизненной энергии будущего святого свидетельствует его долгая жизнь – умер Антоний в 105 лет. Именно поэтому энергетические вампиры так стремились насытиться его энергией.

Святой Антоний вел аскетический образ жизни и успешно боролся с попытками энергетических вампиров, которых он считал бесами , внедриться в его биополе. Но и тут враги нашли лазейку и все-таки смогли покормиться за счет Антония.

Вначале демоны хотели заполучить энергию, являясь в образе соблазнительных женщин в надежде пробудить сексуальное желание и воспользоваться этим надежным источником. Однако эта стратегия была безрезультатной. Тогда вампиры решили принять облик ужасных демонов и терзать плоть Антония, причиняя ему физические мучения.

В качестве ключа к жизненной силе Антония энергетические вампиры воспользовались присущим большинству подвижников и аскетов чувством вины за свою греховность. Антонию приходилось бороться с «бесовскими » искушениями, для чего он много трудился и всячески старался усмирить собственную плоть. Однако эти физические страдания святой воспринимал как награду зa свое подвижничество.

Жизнь святого проходила в изоляции, в гробнице. Питался Антоний чаще всего только водой, хлебом и солью. Несколько часов проводил он во сне, остальное же время неустанно молился.

Житие преподобного отца Антония рассказывает, как по ночам к нему приходили демоны, принимавшие разные ужасные облики, наносили ему удары такой силы, что он оставался лежать на земле обездвиженным. Сам Антоний уверял, что страдания были настолько чудовищными, что люди не могли бы никогда доставить ему таких мучений.

Другой отрывок «Жития» дает возможность понять, что Антоний осознавал нематериальную природу своих мучителей. Он называл их призраками, которые в образе различных животных и чудовищ приходили к нему. Причем, святой утверждал, что каждый призрак действовал в соответствии со своим внешним видом: лев рычал, готовясь к нападению, змея извивается и тому подобное. Все приведения создавали страшный шум, демонстрируя свою лютую ненависть.

Они наносили Антонию удары, он чувствовал сильнейшую телесную боль, но его душа бодрствовала, он оставался трезв умом и даже посмеивался над своими врагами, утверждая, что те не имеют над ним никакой власти. Антоний говорил, что если бы силы его противника были велики, то он бы явился в образе одного зверя и уничтожил бы святого.

Тридцатипятилетний Антоний именует эти существа призраками, однако сам автор «Жития» не делает попыток объяснить, как нематериальные сущности могли нанести Святому Антонию столь сильные физические страдания. На самом деле, энергетические вампиры, которые в древности называли то бесами , то призраками, приходили к Антонию в течение восьмидесяти пяти лет, чтобы питаться его жизненной энергией. Для того чтобы получить желаемое, они принимали зримую форму и различные демонические облики.

Cвятой Антоний не оставил изображений или рисунков, описывающих увиденных им бесов , однако эта тема неоднократно поднималась художниками, начиная с эпохи Bозрождения, заканчивая современностью. Однако стоит обратить особое внимание на некоторых художников. Так, интерес представляет работа Босха – триптих «Искушение Cвятого Антония».

Многих искусствоведов ставила в тупик мистическая притягательность художественных работ Иеронима Босха, особенно учитывая тот факт, что подобные образы можно обнаружить и у других художников того времени, например, Яна Мaндейна, Питера Бpейгеля Старшего или Вeлленса Де Кoка. Существует предположение, что Босх не придумал нарисованных им монстров, он изобразил чудищ, которые приходили к нему в собственных видениях. А за ними, в свою очередь, скрывались реальные существа – энергетические вампиры.

В таком случае работы Босха можно было бы считать подробным отражением мира энеpгетических вампиров, которые внушают людям самые мерзкие галлюцинации с целью получить их энергию страданий и страха. Делать такие выводы невозможно, ведь сам Босх не любил говорить на тему, что является источников его художественных образов. Его триптих, посвящённый искушениям Святого Антония, можно рассматривать часами, поскольку картины отражают жуткие детали и чудовищных персонажей.

Среди других примечательных полотен можно выделить работу «Искушение Святого Антония» Питера Хьюса, написанную автором в 1547 году. Картина разделена на две части, первая из которых изображает предстающих пред Антонием бесов и демонов, а вторая – свечу, горящую в развалинах, которую святой Антоний символически оберегает от своих врагов.

Под свечой можно понимать источник сил, света и веры святого Антония, таким образом, именно эта свеча и является целью демонического войска. Им нужна жизненная энергия Антония для собственного существования. В дальнейшем православие развило тему мучений и страданий причиняемых «бесами » и «демонами» в своем учении о посмертных мытаpствах человеческой души.

Мысли и образы, внушаемые бесами

Искушая большинство монахов, дьявол предпочитает не действовать открыто. Чаще всего он нападает, используя помыслы, которые возбуждают в человеке склонность ко греху. Евагрий классифицировал различные «лукавые помыслы» в соответствии с восемью основными пороками и восемью демонами, «ответственными» за них: чревоугодие, сладострастие, стяжательство, печаль, гнев, уныние, тщеславие и гордыня. Они являются началом известных нам семи «смертных грехов» (уныние обычно опускают как искушение пустынников или объединяют с печалью).

По учению Евагрия, демоны не могут напрямую действовать на ум. Они рождают помыслы, действуя на память и воображение. Они напоминают отшельнику о родителях, друзьях, имуществе и богатстве, которого он лишился, или внушают ему образы, возбуждающие страсть. Для этого они обычно используют галлюцинации или ложные ощущения. Часто они предстают перед монахом в виде женщины, красивой и желанной, или даже принимают вид священника, якобы принесшего причастие, либо вообще переодеваются в епископа. Один инок как?то раз принял такого «владыку», который хотел стать монахом, и поселил его в пещере по соседству со своей кельей. Но это не всегда фантомы. Дьявол может воспользоваться визитом настоящего епископа или женщины, чтобы искушать отшельника. Образ, к которому бес, как кажется, питал особую симпатию, - это образ эфиопа или эфиопки, смуглый цвет которых намекал на черноту греха. Один монах, собираясь укладываться спать, обнаруживает на своей циновке эфиопку. Авва Пахон видит молоденькую эфиопку, которая расположилась у него на коленях. Еще одна эфиопка искушала совсем юного монаха, пришедшего в Скит вместе со своим отцом. Эфиопка - это, как правило, персонификация сладострастия. Авва Аполлон поймал демона гордыни, принявшего вид маленького эфиопа, который залез авве на шею. Дьявол в виде негритенка являлся и Антонию Великому, и святой сказал ему: «Воистину достоин ты презрения, ибо черен умом и слаб, как ребенок». Однажды, во время пения псалмов, авва Макарий увидел множество маленьких эфиопов, бегающих вокруг молящихся братьев, тыкающих им пальцами в глаза или в рот и совершающих миллион всяких чудачеств, с тем чтобы отвлечь их внимание от молитвы и рассеять их мысли. В «Собеседованиях» Иоанна Кассиана мы также можем обнаружить несколько случаев, когда бесы принимают вид «мерзких эфиопов».

Но дьявол не всегда представал в отвратительном виде. Он также мог принимать привлекательный и прелестный образ, и не только женский, но и ангельский. Это были персонажи, как казалось, излучавшие свет и приходившие для того, например, чтобы разбудить монаха на службу или даже дать ему «благой» совет, чтобы в конце концов склонить его убить топором своего родного отца. Бесы приходили побеседовать с иноком Валентом, и тот принимал их за ангелов. Однажды перед ним предстал сам дьявол в виде Христа посреди «ангельского» сонма, и возгордившийся инок ему поверил. Но духовно опытного монаха нельзя было обмануть. Демону, который предстал перед одним старцем в образе архангела Гавриила, он ответил: «Вероятно, тебя послали к кому?то другому, ибо я не достоин такой чести». А когда другому старцу явился дьявол, принявший облик Христа, он просто закрыл глаза и сказал: «Не желаю видеть Христа на этом свете». А еще один отец–пустынник, разгадав подобный дьявольский трюк, заявил так: «Я верую во Христа моего, Который сказал: “Если кто?то скажет вам: здесь Христос, или там Христос - не верьте”». Авва Ор удостоился посещения некоего царя на огненной колеснице в сопровождении ангелов, который сказал ему: «Ты стяжал все добродетели, поклонись мне ныне, и я вознесу тебя на небо, как Илию». Отшельник ответил просто: «Царь мой - Христос, Которому поклоняюсь я непрестанно, ты же мне не царь». Демон, как и в других подобных случаях, тотчас же исчез.

Но была и более тонкая уловка - когда демон принимал вид другого отшельника или блаженного старца, который пришел дать монаху полезный совет. Однажды к Антонию пришел некий инок с хлебами и сказал ему: «Ешь и приостанови свои великие труды, ты - человек и можешь обессилеть». Этого демона святой выгнал с помощью молитвы. В других случаях бесы советовали подвижникам вообще не есть, по ночам они, не переставая, будили их на молитву, с тем чтобы, лишенные еды и сна, их жертвы решили, что монашеская жизнь невыносима, или, впав от всего этого в уныние, стали бы думать, что больны и не в состоянии поститься. Бесы имеют большой запас всяких хитростей и каждый раз применяют новые стратегии, с тем чтобы вовлечь отшельников в грех. Они, по необходимости, могут читать и Священное Писание, правда только Ветхий Завет. Они с радостью делают предсказания. Они даже могут говорить правду и вполне разумные вещи, но исключительно для того, чтобы искушаемый затем легче поверил их лжи.

Из книги Эпидемия целительства автора Мастерс Питер

Должны ли мы общаться с бесами? Мы могли бы потратить немало времени, комментируя многие очевидные противоречия между ведущими авторами, приверженцами исцеления, но достаточно будет привести один такой пример, касающийся метода изгнания беса. Некоторые авторы

Из книги Христос - наш Первосвященник автора Уайт Елена

Образы небесного Как было сказано выше, Моисей строил земное святилище соответственно образцу, показанному ему на горе. Святилище являлось «образом настоящего времени, в которое приносятся дары и жертвы» Эти два священных отделения являлись «образами небесного».

Из книги Вопросы священнику автора Шуляк Сергей

7. Как бороться с бесами? Вопрос:Как бороться с бесами?Отвечает священник Константин Пархоменко:Никакие магические приемы нам здесь не помогут. Только через личную духовную жизнь, молитву, через исповедь и Причастие мы получим силы противостоять сатане. Противостоять,

Из книги Настольная книга по теологии. Библейский комментарий АСД Том 12 автора Церковь христиан адвентистов седьмого дня

3. Ежедневная победа Христа над бесами Ангелы, изгнанные с неба вместе с Люцифером (сатаной), обычно называются в Новом Завете бесами, демонами или нечистыми духами. Когда Христос исцелял человека, одержимого бесами, последние нередко признавали Его Сыном Божьим (см. Мк.

Из книги Статьи раввина на темы иудаизма автора Штейнзальц Адин

Иерусалимские образы Я познакомился с Исраэлем Бергер-Барзилаем в последние годы его жизни, когда он уже вернулся на израильскую землю. Это был человек небольшого роста, еще не очень старый, хотя его голова и борода были совершенно седыми, и на голове он носил большую

Из книги Служебник автора Адаменко Василий Иванович

Молитвы Святого Иоанна Златоуста об одержимых бесами и всякою немощью. 1. «Боже вечный, избавивший род человеческий от плена диавола, освободи раба Твоего (имя) от всякого действия нечистых духов, повели злым и нечистым духам, отступить от души н тела раба Твоего (имя), не

Из книги Введение в Новый Завет Том II автора Браун Рэймонд

(А) Образы Какие образы появляются при мысли о Павле? Большинство известных картин и скульптурных изображений Павла - творческие разработки ярких эпизодов из Деяний Апостолов: Павел падает с лошади, когда ему является Христос; спорит с философами в Афинах; терпит

Из книги Евангелие от Марка автора Инглиш Дональд

Образы в 2 Кор 4:16–5:10 О человеческой смертности и эсхатологическом существовании Павел рассуждает довольно сложным языком. Он проводит контраст между внешним человеком (anthr?pos) и внутренним человеком. Это контраст не тела и души, а человеческого существования в этом мире,

Из книги Толковая Библия. Том 5 автора Лопухин Александр

8. Иисус исцеляет одержимого бесами (5:1–20)

Из книги Библия. Современный перевод (BTI, пер. Кулакова) автора Библия

8. Мои мысли - не ваши мысли, ни ваши пути - пути Мои, говорит Господь. 9. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших. Идет изложение мысли о спасительной, нравственно-возрождающей силе Божественного Слова, представляющей в этом

Из книги Моя жизнь со Старцем Иосифом автора Филофейский Ефрем

7. Ноги их бегут ко злу, и они спешат на пролитие невинной крови; мысли их - мысли нечестивые; опустошение и гибель на стезях их. 8. Пути мира они не знают, и нет суда на стезях их; пути их искривлены, и никто, идущий по ним, не знает мира. Ecли раньше пророк говорил о "руках",

Из книги Сочинения автора Кипрский Неофит

Исцеление одержимого бесами Переправившись на другой берег моря, они оказались в земле герасинской. 2 Как только Иисус ступил из лодки на берег, навстречу Ему из могильных пещер вышел одержимый нечистым духом человек - 3 он жил в этих пещерах. Никто не мог удержать его, и

Из книги Полный годичный круг кратких поучений. Том IV (октябрь – декабрь) автора Дьяченко Григорий Михайлович

Из книги автора

Из книги автора

Слово о некоем монахе в Палестине, который в 6693 году , индикта 3–го, в месяце сентябре, был обольщен бесами и бедственным образом пал 1. По слуху, как это говорится, я слышал на основании слов из отеческих книг о некоторых, которые были обольщены и введены в прелесть

Из книги автора

Поучение 1-е. Праздник Рождества Христова. (Второй день праздника) (История бегства Иисуса Христа в Египет и внушаемые ею нравственные уроки) I. В евангельском чтении настоящего дня, св. Церковь, продолжая историю первых дней жизни нашего Спасителя, предлагает нам, братия,

Откуда появились бесы и как научиться не бояться их — об этом рассказывает прот. Александр Ткаченко

Сегодня люди очень плохо представляют себе, кто же такие – бесы. Откуда они взялись, какими качествами обладают? Для людей, не склонных к чтению религиозной литературы, едва ли не единственным источником знаний о бесах становится литература художественная.

Изгнание нечистой силы

Изображение нечистой силы в художественной литературе

И тут с некоторым недоумением приходится признать, что даже в произведениях классиков описание нечистых духов весьма противоречиво, неоднозначно и, скорее, сбивает читателя с толку, чем помогает разобраться в сути дела. Писателями создана целая галерея различных образов, которые весьма непохожи друг на друга.С одного фланга в этом ряду стоят фольклорные изображения беса в произведениях Н. В. Гоголя и А. С. Пушкина. В этой версии бес представлен как достаточно нелепое и бестолковое существо с противной наружностью и настолько низким интеллектом, что даже простой деревенский кузнец легко подчиняет его себе, используя в качестве транспортного средства. Или же, вооружившись куском веревки и парой незатейливых мошеннических трюков, злого духа запросто обводит вокруг пальца известный пушкинский персонаж с красноречивым именем Балда. На противоположном фланге галереи литературных бесов – булгаковский Воланд. Это уже едва ли не всемогущий вершитель человеческих судеб, средоточие интеллекта, благородства, справедливости и прочих положительных качеств. Человеку бороться с ним бессмысленно, поскольку, по Булгакову, он практически непобедим, ему можно только с благоговением подчиниться – как Мастер и Маргарита, или погибнуть – как Берлиоз, ну а в лучшем случае – повредиться рассудком, как поэт Иван Бездомный. Две эти крайности в литературном изображении бесов, естественно, формируют у читателей такие же крайности и в отношении к изображаемому. От полного пренебрежения пушкинскими бесенятами-недотепами как безусловно сказочными персонажами до полной уверенности в реальном существовании Воланда-сатаны, суеверного ужаса перед его могуществом, а иногда и прямого поклонения духам тьмы. Ничего удивительного тут нет, сила художественного произведения в том и заключается, что литературный герой начинает восприниматься нами как настоящий. В Лондоне, например, существует вполне реальный музей, посвященный вымышленному сыщику Шерлоку Холмсу, а в Советском Союзе настоящие городские улицы называли именем пламенного революционера Павки Корчагина, невзирая на его стопроцентно литературное происхождение. Но в случае с художественным образом бесов мы имеем совершенно иную ситуацию. Дело в том, что даже в пространстве литературного произведения духовный мир существует не в рамках человеческой истории, а как бы параллельно ей – его обитатели не стареют, не умирают и не подвержены влиянию времени, они всегда рядом. И если предположить, что у вымышленных персонажей того же Михаила Булгакова существуют реальные прототипы в духовном мире, то следует признать, что читательский восторг и преклонение перед Воландом явно выходят за рамки литературной проблематики.

«Бесы» Ф. М. Достоевского

Насколько безопасно для человека отношение к бесам, сформированное их литературными образами?

Здесь возникают уже гораздо более серьезные вопросы – например, в какой степени образ беса, созданный художественным воображением писателя, соответствует духовной реальности? Или – насколько безопасно для человека отношение к бесам, сформированное их литературными образами? Очевидно, что на эти вопросы литературоведение ответить уже не может. И, поскольку в европейскую литературу бес перекочевал из христианской религиозной традиции, разумно было бы выяснить – что же говорит об этом существе христианство?

Люцифер

Вопреки распространенному заблуждению, сатана вовсе не является вечным антиподом Бога, а бесы – антиподами ангелов. И представление о духовном мире как о некоем подобии шахматной доски, где черные фигуры на равных условиях играют против белых, в корне противоречит учению Церкви о падших духах. В христианской традиции существует понимание четкой границы между Богом-Творцом и Его творением. И в этом смысле абсолютно все обитатели духовного мира в равной степени относятся к категории творений Божиих.

Природа бесов

Более того, сама природа бесов изначально точно такая же, как и у ангелов, и даже сатана не является каким-то особенным «темным богом», равным по силе Творцу. Это всего лишь ангел, который когда-то был самым прекрасным и сильным творением Бога в созданном мире. Но само имя – Люцифер («светоносный») – не совсем правильно употреблять по отношению к сатане, поскольку это имя принадлежит не ему, а тому самому светлому и доброму ангелу, которым сатана когда-то был. Церковное предание говорит, что духовный мир ангелов был создан Богом еще до сотворения материального мира. К этому во всех смыслах доисторическому периоду и относится катастрофа, в результате которой треть ангелов, возглавляемые сатаной, отпали от своего Творца: увлек с неба третью часть звезд и поверг их на землю (Откр. 12:4). Причиной этого отпадения стала неадекватная оценка Люцифером своего совершенства и могущества. Бог поставил его над всеми остальными ангелами, наделив его силой и свойствами, которых не было больше ни у кого; Люцифер оказался самым совершенным существом в сотворенной вселенной. Эти дары соответствовали его высокому призванию – исполнять волю Божию, начальствуя над духовным миром. Но ангелы не были подобием автоматов, жестко запрограммированных на послушание. Бог создал их с любовью, и исполнение Его воли должно было стать у ангелов ответным проявлением любви к своему Создателю. А любовь возможна лишь как реализация свободы выбора – любить или не любить. И Господь дал ангелам эту возможность выбирать – быть с Богом или быть без Бога… Невозможно с точностью сказать, как именно произошло их отпадение, но общий смысл его заключался в следующем. Люцифер-Денница посчитал, что полученное могущество делает его равным Богу, и решил оставить своего Создателя.

Война на небе

Вместе с ним это роковое для них решение приняли третья часть всех ангелов. Между мятежными и верными духами (которых возглавил архангел Михаил) произошел конфликт, описанный в Священном Писании следующим образом: И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним (Откр. 12:7-9). Так прекрасный Денница стал сатаною, а соблазненные им ангелы – бесами. Нетрудно заметить, что здесь нет ни малейших оснований говорить о войне сатаны против Бога. Как может воевать с Богом тот, кто даже от своих собратьев-ангелов потерпел сокрушительное поражение? Потеряв ангельское достоинство и место на Небесах, падшие духи оказались подобны воинам поверженной армии, сорвавшим с себя при отступлении ордена и погоны.

Сумасшедший почтальон

Гадарянский бесноватый

Само слово «ангел» – греческого происхождения, в переводе на русский язык оно означает буквально «вестник», то есть тот, кто приносит весть от Бога, сообщает Его благую волю остальному творению. Но чью волю может сообщить ангел, который не захотел служить своему Создателю, какую весть может принести такой «вестник» – и можно ли верить этой вести? Предположим, в небольшом городке один почтальон ужасно обиделся за что-то на своего начальника и перестал приходить на почту за новыми письмами. Но званием почтальона он очень гордился, письма разносить любил и, что самое грустное, ничего, ну просто абсолютно ничего больше не умел делать. И началась у него странная жизнь. Целыми днями неприкаянно слонялся он по городу в своей почтальонской фуражке с опустевшей почтовой сумкой на плече, а вместо писем и телеграмм засовывал людям в почтовые ящики всякую дрянь, подобранную на дороге. Очень скоро он приобрел репутацию городского сумасшедшего. Сумку и фуражку у него отняли милиционеры, а жители начали прогонять его прочь от своих дверей. Тогда он ужасно обиделся и на жителей тоже. Но письма носить ему очень хотелось. И он придумал хитрую каверзу: темной ночью, когда его никто не видел, он потихоньку крался вдоль городских улиц и подкидывал в почтовые ящики письма, написанные… им самим. Он давно работал на почте, поэтому быстро научился подделывать почерк отправителей, их адреса и почтовые штемпели на конвертах. А в письмах писал… Ну что мог писать такой тип? Конечно же, только всякие гадости и вранье, поскольку он очень хотел досадить прогнавшим его жителям. …

Лжец и отец лжи (Ин. 8:44)

Безусловно, эта грустная сказка про сумасшедшего почтальона – всего лишь очень слабая аналогия трагической истории превращения ангелов в бесов. Но для более точного описания глубины нравственного падения и безумия злых духов даже образ серийного маньяка оказался бы слишком светлым, мягким и неубедительным. Сам Господь назвал сатану – убийцей: он (диавол) был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи (Ин. 8:44). К самостоятельному творчеству ангелы не способны, они могут лишь выполнять творческий замысел Бога. Поэтому единственным способом существования для отказавшихся от своего призвания ангелов оказалось стремление к разрушению и уничтожению всего, к чему они могли хотя бы прикоснуться. Завидуя Богу, но не имея ни малейшей возможности причинить Ему какой-либо вред, бесы всю свою ненависть к Творцу распространили на Его творение. А поскольку венцом материального и духовного мира, самым любимым творением Божиим стал человек, на него и обрушилась вся неудовлетворенная мстительность и злоба падших ангелов-вестников, несущих людям вместо воли Божией – свою, страшную для всего живого волю. И здесь возникает очень важный вопрос: как же человеку выстраивать отношения со столь грозной силой, стремящейся его погубить?

Шиш или свечка?

В сборнике народных русских сказок А. Н. Афанасьева есть любопытный сюжет на религиозную тему: «Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывала кукиш змею, изображенному на иконе, и говорила: вот тебе, святой Егорий свечка, а тебе, сатана, – шиш. Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел; явился к ней во сне и стал стращать: „Ну уж попадись ты только ко мне в ад, натерпишься муки!“ После того баба ставила по свечке и Егорию, и змию. Люди и спрашивают – зачем она это делает? „Да как же, родимые! Ведь не знамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!“» В этой истории, несмотря на весь ее христианский антураж, очень лаконично и убедительно представлен языческий принцип одновременного налаживания отношений и со злыми божествами, и с добрыми. И сам путь к практическому решению проблемы указан здесь довольно ясно: каждому по свечке и – все довольны! Почему же так комично выглядит в этом народном анекдоте предусмотрительность наивной женщины? Да потому, что умилостивить беса может надеяться лишь тот, кто не понимает простой истины: наладить добрые отношения со злыми духами невозможно. Возненавидев все творение без исключений, бесы загнали себя в онтологический тупик, так как сами они тоже – творения Божии. Поэтому ненависть стала для них единственно возможной формой отношений друг к другу, и даже самих себя они могут только ненавидеть. Сам факт собственного бытия является для бесов мучительным.

Реверансы в сторону сил зла

Такое страшное мироощущение можно сравнить, наверное, лишь с состоянием несчастного животного, умирающего от вирусной инфекции, которую в просторечии не без оснований называют бешенством. Главным симптомом этой страшной болезни являются спазмы пищевода, не пропускающие в организм никакую жидкость. Вода может находиться совсем рядом, но животное умирает от жажды, не имея малейшей возможности ее утолить. Обезумев от этой пытки, больной зверь кидается на всех, кто имел неосторожность к нему приблизиться, ну а если никого рядом нет – уже в полном помрачении кусает сам себя. Но даже такая жуткая картина может дать лишь очень слабое и приблизительное представление о том, что же может испытывать существо, люто ненавидящее весь мир, не исключая себя самого и себе подобных. А вот теперь – вопрос на засыпку: будет ли здравомыслящий человек пытаться завести дружбу с бешеной собакой? Или, к примеру, смог бы киплинговский Маугли выжить в стае бешеных волков, непрерывно рвущих друг друга? Ответ в обоих случаях очевиден. Но тогда неизмеримо более безнадежным предприятием является попытка умилостивить беса с тем, чтобы обеспечить себе комфортабельное местечко в аду. Делать реверансы в сторону сил зла – бессмысленное и бесполезное занятие. В Священном Писании ясно сказано, что для сатаны люди представляют интерес исключительно в качестве потенциальной жертвы: Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить (1Пет. 5:8). И хотя тыкать кукишем в икону Георгия Победоносца, как это делала героиня афанасьевского анекдота, совсем не благочестивое дело, и заниматься этим, конечно, не стоит, но все же тем христианам, которые испытывают суеверный страх перед бесами, не худо было бы вспомнить, что в самом чине Таинства крещения каждый христианин не то что кукиш бесу показывает, но буквально – плюет на него троекратно, отрекаясь от сатаны. Мало того, впоследствии христианин ежедневно вспоминает об этом отречении в молитве святителя Иоанна Златоуста, читаемой перед выходом из дому: «Отрицаюся тебе, сатано, и гордыни твоей и служения тебе; и сочетаюся Тебе, Христе Боже, во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Но откуда же берется у христиан подобное дерзновение? Ответ прост: плевать на таких опасных и сильных врагов может только тот, кто находится под надежной защитой.

Кто утопил свиней?

Люди, впервые знакомящиеся с Евангелием, иногда обращают пристальное внимание на те детали евангельского повествования, которые для воцерковленного человека являются второстепенными и малозначительными. Один такой случай описывает Н. С. Лесков в повести «На краю света», где православный епископ, путешествуя по Сибири, пытается объяснить своему проводнику-якуту суть христианского вероучения: «Ну а знаешь ли ты, зачем Христос сюда на землю приходил? Думал он, думал – и ничего не ответил. - Не знаешь? – говорю. - Не знаю. Я ему все Православие и объяснил, а он не то слушает, не то нет, а сам все на собак погикивает да оростелем машет. - Ну, понял ли, – спрашиваю, – что я тебе говорил? - Как же, бачка, понял: свинью в море топил, слепому на глаза плевал – слепой видел, хлебца-рыбка народца дал. Засели ему в лоб эти свиньи в море, слепой да рыбка, а дальше никак и не поднимется…» Парадоксальным образом все те же свиньи, засевшие в лоб лесковскому безграмотному якуту, в наши дни иногда могут привести в смущение уже вполне цивилизованных людей с высшим образованием. Как кроткий и любящий Христос, который «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит», смог безжалостно утопить стадо свиней? Разве любовь Божия не распространяется и на животных тоже? Вопросы вроде бы формально правильные (хотя возникнуть они могли, наверное, лишь у современного человека, который никак не связывает ветчину на своем столе со свиньей, из которой эту ветчину сделали). Но все же ошибка в подобном рассуждении есть. И дело даже не в том, что упомянутые в Евангелии свиньи рано или поздно все равно попали бы под нож мясника.

Искушение в пустыне

Христос не топил несчастных животных

При внимательном прочтении этого места в Евангелии становится очевидным простой факт: Христос не топил несчастных животных. В их гибели виноваты… бесы. Когда же вышел Он на берег, встретил Его один человек из города, одержимый бесами с давнего времени, и в одежду не одевавшийся, и живший не в доме, а в гробах. Он, увидев Иисуса, вскричал, пал пред Ним и громким голосом сказал: что Тебе до меня, Иисус, Сын Бога Всевышнего? умоляю Тебя, не мучь меня. Ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из сего человека, потому что он долгое время мучил его, так что его связывали цепями и узами, сберегая его; но он разрывал узы и был гоним бесом в пустыни. Иисус спросил его: как тебе имя? Он сказал: легион, – потому что много бесов вошло в него. И они просили Иисуса, чтобы не повелел им идти в бездну. Тут же на горе паслось большое стадо свиней; и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло (Лк. 8:27–33). Здесь очень наглядно проявлена разрушительная сила ненависти бесов ко всему живому, заставляющая их действовать даже вопреки собственным интересам. Изгнанные из человека, они просят Христа позволить им войти в свиней, чтобы жить в них и не идти в бездну. Но как только Христос позволяет им это, бесы тут же топят всех свиней в море, снова оставшись без пристанища. Понять такое поведение невозможно, поскольку в ненависти нет ни логики, ни здравого смысла.

Бесы вовсе не свободны в своих действиях

Прогуливающийся по детскому саду сумасшедший с опасной бритвой в руке будет выглядеть на фоне бесов безобидным и мирным обывателем. И если бы такие жуткие существа могли беспрепятственно орудовать в нашем мире, то ничего живого в нем давно бы уже не осталось. Но в евангельской истории со свиньями Господь ясно показал, что бесы вовсе не свободны в своих действиях. Вот как говорит об этом преподобный Антоний Великий: «Даже над свиньями не имеет власти диавол. Ибо, как написано в Евангелии, демоны просили Господа, говоря: повели нам идти в свиней. Если же не имеют власти над свиньями, тем паче не имеют над человеком, созданным по образу Божию». Отрекаясь в крещении от сатаны, человек вверяет себя Тому, Кто имеет абсолютную власть над сатаной. Поэтому, даже если бесы нападают на христианина, это не должно его особо пугать. Такое нападение возможно при единственном непременном условии: если его разрешит Господь.

Одержимость нечистой силой — попущение Божие

Укус змеи смертелен, но искусный врач умеет готовить из змеиного яда лекарство. Так и Господь злую волю бесов может использовать как средство для исцеления человеческой души. По общему мнению отцов, беснование попускается Богом тем людям, для которых этот путь оказывается наилучшим в приобретении смирения и спасения. «В духовном отношении такое наказание Божие отнюдь не служит худым свидетельством о человеке: такому преданию сатане подвергались многие великие угодники Божии…» - пишет святитель Игнатий (Брянчанинов). «Между тем, обременение демоном нисколько не жестоко, потому что демон совершенно не может ввергнуть в геенну, но если мы бодрствуем, то это искушение принесет нам блестящие и славные венцы, когда мы будем с благодарностью переносить такие нападения» (святитель Иоанн Златоуст). Искушение святого Антония Бесы действуют лишь там, где им попускает это Господь, обращающий злые замыслы падших духов ко благу людей. Этим отчасти объясняется знаменитый парадокс Мефистофельского самоопределения у Гете: «я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо». Хотя даже в литературном произведении бес все равно продолжает врать: никакого блага совершить он, конечно же, не в состоянии и, как всегда, приписывает себе чужие заслуги.

Что может бес на самом деле?

А что же может бес на самом деле? В этом вопросе мнение отца христианского монашества Антония Великого можно считать более чем авторитетным, поскольку бесы воевали с ним в пустыне несколько десятилетий. На знаменитом полотне Иеронима Босха «Искушение святого Антония» изображена жуткая картина: стая клыкастых и рогатых чудовищ нападает на одинокого монаха. Этот сюжет не придуман художником, он взят из реального жития преподобного Антония, и все эти страшные нападения святой пережил на самом деле. Но вот какую неожиданную оценку дает этим ужасам сам Антоний Великий: «Чтобы не бояться нам демонов, надо рассудить и следующее. Если бы было у них могущество, то не приходили бы толпою, не производили бы мечтаний, не принимали бы на себя различных образов, когда строят козни; но достаточно было бы прийти только одному и делать, что может и хочет, тем более, что всякий имеющий власть не привидениями поражает, но немедленно пользуется властью как хочет. Демоны же, не имея никакой силы, как бы забавляются на зрелище, меняя личины и стращая детей множеством привидений и призраков. Посему-то наипаче и должно их презирать, как - бессильных».

Чем Бог отвечает на ненависть бесов?

Чем дальше, тем хуже… Бесы ненавидят Бога. Но чем Бог отвечает на эту ненависть? Преподобный Иоанн Дамаскин пишет: «Бог и диаволу всегда предоставляет блага, но тот не хочет принять. И в будущем веке Бог всем дает блага - ибо Он есть источник благ, на всех изливающий благость, каждый же причащается ко благу, насколько сам приуготовил себя воспринимающим». Несмотря на всю глубину падения бесов, Бог не воюет с ними и всегда готов принять их обратно в ангельский чин. Но чудовищная гордость падших духов не дает им ответить на все проявления Божией любви. Вот как говорит об этом современный подвижник, афонский старец Паисий Святогорец: «Если бы они сказали только одно: „Господи, помилуй“, то Бог что-нибудь придумал бы для их спасения. Если бы они только сказали „согреших“, но ведь они этого не говорят. Сказав „согреших“, диавол снова стал бы ангелом.

Любовь Божия беспредельна

Любовь Божия беспредельна

Любовь Божия беспредельна. Но диавол обладает настырной волей, упрямством, эгоизмом. Он не хочет уступить, не хочет спастись. Это страшно. Ведь когда-то он был ангелом! Помнит ли диавол свое прежнее состояние? он весь - огонь и неистовство… И чем дальше, тем хуже он становится. Он развивается в злобе и зависти. О, если бы человек ощутил состояние, в котором находится диавол! Он плакал бы день и ночь. Даже когда какой-нибудь добрый человек изменяется к худшему, становится преступником, его очень жаль. А что же говорить, если видишь падение ангела!.. падение диавола не может быть уврачевано ничем иным, кроме его собственного смирения. Диавол не исправляется потому, что не хочет этого сам. Знаете, как был бы рад Христос, если бы диавол захотел исправиться!» К сожалению, для подобной радости диавол не дает никаких поводов. И единственно правильное и безопасное для человека отношение к падшим духам, обезумевшим от злобы и гордости, - не иметь с ними ничего общего, о чем и просят Господа христиане в заключительных словах молитвы «Отче наш»: …не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Аминь.

Александр Ткаченко

Информация взята из миссионерского православного портала -

Бесы (общеславянское слово; старослав. ед., ч. Бъсъ, укр. бic, болг. бяс, сербо-хорв. виjec, словен. бкs, чеш. bus, польск. bies и т. д.; исконно родственно литов. baisus, «страшный» и в конечном счете восходит к индоевроп. bhoi-dho-s, «вызывающий страх, ужас»; Бесы - же корня, что слово «бояться»), в древнеславянских языческих религиозно-мифологических представлениях злые (следы такого употребления - в архаичных фольклорных текстах, особенно в заговорах). Из языческой терминологии слово попало в христианскую традицию, где было использовано для перевода греч. daimones - демоны. В старых церковных поучениях против язычества слово «Бесы» продолжало использоваться в первоначальном значении «злой дух», хотя категория злых духов расширена за счет включения сюда старых слав, языческих ( , Белее, и др. называются здесь тоже Бесы).

В. В. Иванов, В. Н. Топоров
В христианских религиозно-мифологических представлениях Бесы - духи зла, антагонисты и , слуги, воины и шпионы , «враги невидимые» человеческого . Как сеятели дурных внушений, болезней (особенно душевных расстройств - «беснования») и всякой скверны и порчи, как разрушители социальных связей, с особенной ненавистью относящиеся к браку и строящие против него всякие козни, Бесы сопоставимы со злыми духами различных мифологий (см. Духи), начиная с самых примитивных. Но согласно христианским представлениям, Бесы не только опасны, как амбивалентные фольклорные персонажи, но абсолютно злы и не могут быть партнёрами никакого договора, ведущего к добру. Идейный комплекс «священной войны» против злых духов сближает христианские представления о Бесах с (мотив борьбы с ); но с точки зрения христианства живущее в Бесах зло - не свойство, изначально присущее их природе, а следствие ложного выбора их свободной воли. Бесы и сам дьявол - не порождение какой-то иной, неподвластной «теневой» стороны бытия (как в его отношении к ), но создание самого бога, его неверные слуги. Когда-то они были ангелами, но не сохранили «своего достоинства» (Иуд. 6), отпали от бога в акте измены и стали «ангелами сатаны» (Апок. 12, 9 и др.), «ангелами бездны». (В церковно-славянском и русском народном обиходе иногда было принято называть Бесов в отличие от добрых ангелов «аггелами», что соответствует орфографии, но не произношению греч. слова aggelos, «ангел».) От своего ангельского прошлого Бесы удержали, хотя и в умалённой мере, прерогативы сверхчеловеческого знания и могущества, поставленные у Бесов на службу злу. Помимо несвязанности условиями и над стихиями, они имеют возможности тонкого проникновения в ход человеческих мыслей и вкладывания в ум и сердце человека нужных им внушений. Но Бесы не обладают полным и достоверным знанием о глубинах человеческих душ; тайное решение очень твёрдой и праведной воли имеет шанс скрыться от Бесов. Деятельность Бесов как искусителей направлена на всех людей, но с особым вниманием они относятся к монахам, аскетам и пустынникам, находящимся с ними в отношении объявленной войны (отшельники ранней поры монашества с особым намерением избирали для проживания места, пользовавшиеся наиболее недоброй славой по части «нечистой силы», чтобы сразиться с Бесом в самом их гнезде). Уже основатель христианского монашества египетский пустынник 4 в. Антоний Великий стал красочных рассказов о преодолении бесовских козней. Бесы имеют общую с ангелами способность быть невидимыми и являться людям лишь по собственному произволу. Образ, который они принимают, также зависит от их выбора; а так как самая сущность бытия Бесов - ложь, образ этот - фальшивая видимость, маска. По характерной русской пословице, «у нежити своего облика нет, она ходит в личинах». Чтобы добиться полного доверия соблазняемого, Бесы могут принять образ светлого ангела или даже Иисуса Христа. Явившиеся в этом образе Бесы говорят возгордившемуся монаху о его святости и богоизбранности (частый агиографический мотив), а малодушного, напротив, запугивают мнимой неизбежностью его осуждения (итальянская легенда о молодом ученике Франциска Ассизского, которому учитель велел ответить сверхъестественному посетителю простецкой, намеренно грубой бранью, после чего Лже-Христос исчез с сильным шумом и серным запахом). Считается, что видения, инспирированные Бесами вызывают тяжёлое чувство смущения и тоски или, напротив, судорожной весёлости, которыми они сопровождаются (обычный симптом видимой или невидимой близости Бесов - тошнота, ср. название Бесы в русском фольклоре - «тошная сила»). Чтобы вкрасться в доверие, Бесы принимают облик реальных отсутствующих людей, напр. друзей соблазняемого (легенда о Феодоре и Василии Печерских). Другие личины нужны Бесам для побуждения похотливых чувств, обычно в пустыннике (явления в виде женщин, напр., герою апокрифической повести о Римском); тоскующую вдову Бесы могут навещать и ласкать в обличье её умершего мужа и т. п. Для позднего западноевропейского средневековья особенно характерны представления о Бесах, предлагающих себя для блуда мужчине - в виде женщины («суккуб»), а женщине - в виде мужчины («инкуб»); представления эти не чужды Византии (в «Житии Василия Нового», 10 в., упоминается грех соития с Бесом) и Древней Руси («Повесть о бесноватой жене Соломонии», 17 в.). Третий род личин - гротескные подобия фантастических, уродливых чудищ (огнедышащий змий, псоглавец, «единаок», напоминающий одноглазых ) или , либо хищных и опасных ( , и т. п.), либо «нечистых, и внушающих отвращение (жаба, ср. Апок. 16, 13, и т. п.). Сюда же примыкают образы чёрного пса, а в Западной - чёрного (в порядке ложной этимологии связывавшегося с наименованием средневековой ереси катаров), Фольклор часто представлял Бесов в обличье иноверцев (иудеев, мусульман) и иноземцев, либо наиболее экзотических (»чёрные мурины«, т. е. - постоянное обозначение Бесов в старинной русской литературе), либо, напротив, наиболее известных и одиозных (арабы в византийской литературе, ляхи и литвины в древнерусских текстах). Тёмные фигуры «муринов» являются мучить и томить после человека его душу, вышедшую из тела и страшащуюся неведомого . Наиболее обычный образ Бесов в народной фантазии и в иконографических традициях православного и католического средневековья совмещает антропоморфные и териоморфные черты, приближаясь в этом отношении к языческому образу сатира или : он тёмен, рогат, хвостат, ноги его оканчиваются копытцами, хотя в воспоминание о своей изначальной ангельской природе он имеет крылья (впрочем, в западной традиции это обычно крылья летучей мыши - ещё одного «нечистого» животного). Особенно богатой иконография Бесов становится на исходе средневековья. «Дьяблерии» на Западе и аналогичные явления русской фантазии неразрывно связаны с судьбами низовой . Образы Бесов как мучителей грешников в у Данте («Божественная комедия»), отмеченные неприкрашенной убедительностью, сохраняют связь с ортодоксальной традицией. В позднейшей литературе необходимо отметить образ из «Братьев Карамазовых» P. M. Достоевского (и его почти цитатное отражение в «Докторе Фаустусе» Т. ), стилизацию апокрифических историй о Бесах у А. М. Ремизова, декоративное использование «дьяблерии» в «Мастере и Маргарите» М. Булгакова и др.

Лит.: Буслаев Ф. И., Бес, в его кн.: Мои досуги, т. 2, М., 1886, с. 1-23; Дурново Н. Н., Легенда о заключенном бесе в византийской и старинной русской литературе, в сб.: Древности. Труды славянской комиссии императорского Московского археологического общества, т. 4, в. 1, М., 1907, с. 54-152; Успенский А. И., Бес. (Из материалов для истории русской живописи), «Золотое Руно», 1907., No 1, с. 21 - 27; Спасский А. А., Вера в демонов в древней церкви и борьба с ними, «Богословский вестник», 1907, т. 2, с. 357-91; Максимов С. В., Нечистая, неведомая и крестная сила, СПБ, 1903; Рязановский P. А., Демонология в древнерусской литературе, М., 1915.

С. С. Аверинцев

В Западной Европе начиная с 15 в. в изобразительном искусстве особую популярность обретает сюжет «Искушение святого Антония», дававший широкий простор воображению живописцев в воплощении фигур Бесов (произведения М. Шонгауэра, И. Босха, М. Грюневальда, Яна Госсарта, Л. Кранаха Старшего, Лукаса Лейденского, П. Веронезе, X. Голциуса и др.). Среди произведений литературы на этот сюжет философская драма Г. Флобера «Искушение святого Антония». Фигуры Бесов встречаются в миниатюрах средневековых рукописей и в пластике соборов 11-15 вв. Особенно причудливые порождения фантазии художников содержатся в числе гротескных деталей готического орнамента соборов. Изображение Бесов в живописи связано также с воплощением сцен ада (напр., у Босха) и особенно страшного .