Сотворение мира. Сотворение мира Солнце, луна и звезды

Круглый стол «Шестоднев и его контекст», прошедший на конференции «Современная библеистика и Предание Церкви» должен был помочь выполнить вполне практическую задачу: сформулировать взаимоотношения между верой и наукой для документа Межсоборного присутствия на тему «Происхождение мира и человека» .

Текстология против наукообразия

Тон обсуждению задал доклад протоиерея Леонида Грилихеса (отец Леонид в диалоге участия не принимал, текст зачитал игумен Арсений (Соколов)), в котором выделяются три подхода к интерпретации первой главы книги Бытия: «вульгарный буквализм», «смысловая интерполяция» и «имманентная интерполяция». Первый представляет собой отказ от осмысления текста и приводит к примитивному креационизму, который, в свою очередь, ставит человека перед наивными вопросами: над какой водой носился Дух Божий после творения Неба и земли, если вода еще не была создана, как совместить творение неба во второй день, если Небо и земля были сотворены в первом стихе Писания, и т.д. Вторая позиция навязывает тексту не свойственные ему («научные») смыслы ради того, чтобы доказать: библейское повествование современным представлениям не противоречит.

Третий подход, которого и придерживается отец Леонид, предлагает рассматривать текст Шестоднев именно как текст со специфическими законами построения и таким образом стремиться к «реконструкции авторской интенции, т.е. наиболее аутентичного понимания».

Позиция, безусловно, беспроигрышная – в конце концов, в катехизисе можно написать, что между наукой и верой противоречий никаких нет, а Шестоднев надо читать применительно к взаимоотношениям Бога и человека, а не к учебнику физики – и оставить креационистско – эволюционистские споры для специалистов (ученых и богословов). Но это уход от проблемы: противоречия между научной и библейской картиной мира возникают в совершенно конкретных головах совершенно конкретных людей, и чтобы эти люди не скатились в духовную шизофрению (σχίζω - раскалываю, φρήν - ум), им нужно дать ответ, а вовсе не запретить “противоречить”.

Шестоднев – метафора?

Можно сколько угодно убеждать себя, что религия и наука говорят о разных вещах (об этом несколько раз напоминал библеист Михаил Георгиевич Селезнев), но тогда мы неизбежно столкнемся с необходимостью понимать Библию метафорически. Если мы читаем строку Сергея Есенина: «Колесом за сини горы солнце тихое скатилось», – мы, конечно, понимаем, что речь здесь идет вовсе не о таких астрономических явлениях, как вращение Земли, а о поэтических переживаниях наблюдателя осеннего заката. Но мы также понимаем, что «колесо» – это метафора, «тихое» – эпитет, да и глагол «скатилось» по отношению к солнцу понимается совсем не буквально. Потому что, на самом деле, Солнце – огромный газовый шар, совсем не тихий, и это не оно движется по небу, а земля изменяет свое положение относительно него.

Если мы начнем читать Библию так, то нужно честно признать, что слова «день», «земля», «небо» и другие следует понимать метафорически. Что порождает ряд проблем другого свойства. Их четко обозначил член библейско-богословской комиссии Аркадий Маркович Малер: где гарантия, что, начав аллегорически толковать Шестоднев, мы не придем к аллегорическому толкованию персонажей Ветхого Завета (такие примеры уже есть в других христианских конфессиях – например, в современном англиканстве)? А почему мы ограничимся только пересмотром Ветхого Завета? Что мешает аллегорически понимать Воскресение Христово? Да и вообще, почему перед нами встает необходимость что-то аллегорически толковать в Библии? (Отсылки к Александрийской школе богословия неуместны – отцы этой школы, предлагая аллегорическое толкование, нисколько не отрицали реальности всех описываемых в Библии событий – аллегории только добавляли смысл.)

Свидетельствует ли наука о вере?

«Мы должны ответить честно на вопрос: почему мы должны менять буквальное понимание Писания? Мы решили подстраивать Писание под изменчивую научную картину мира? ” – задается вопросом А. М. Малер (действительно, научные концепции меняются со временем), « или хотим выглядеть адекватно в глазах научного сообщества?» Положительный ответ на хотя бы один из последних двух вопросов выявляет проблемы нашего мировоззрения: оно библейское, христианское, или не библейское и не христианское, в конечном итоге?

Если же мы преследуем цель миссионерскую, то эффект от официальной церковной формулировки, типа, «Церковь позволяет считать, что в дне творения не двадцать четыре часа», будет нулевой. Никто, как справедливо заметил Аркадий Малер, не обращается к Церкви потому что она имеет ту или иную позицию по количеству часов в сутках. Но не все так просто. К Церкви так не обращаются, зато некоторые ученые обращаются к Богу, видя неожиданные совпадения между Шестодневом и научным знанием. Можно считать этот подход (в целом совпадающий с тем, что отец Леонид Гриллихес обозначил как «смысловую интерполяцию») текстологически ошибочным, но для конкретных людей он «работает».

Физик Владимир Игоревич Шевченко (Курчатовский институт) признался в том, что ему как раз близка смысловая интерполяция. По его мнению, современные научные представления как раз согласуются с Библией: и теория Большого взрыва (кстати, возникшая совсем недавно), и представление о возникновении неорганических соединений прежде органических. Противостояние науки и религии в этом случае выглядят искусственно (длина библейского «дня» – это частности на фоне того, что в целом Шестоднев укладывается в научную картину мира). «По идее, когда все это было открыто, это должно было подтвердить правоту библейской картины, а вышло как раз наоборот», – недоумевает ученый. По его мнению, дальнейшие пути взаимодействия науки и религии будут лежать в области не онтологии, а этики («Можем ли мы создать жизнь в пробирке?»), отголоски этого недалекого будущего мы уже встречаем сегодня в дискуссиях о том же суррогатном материнстве.

В. И. Шевченко горячо поддержал проректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры модератор круглого стола протоиерей Владимир Шмалий:

– Редукционистские прочтения человека – это реальная угроза! Именно христианское богословие и мировоззрение может стать последним бастионом отстаивания человеческого достоинства.

Допустимость «смысловой интерполяции» с точки зрения сотериологии (не будем касаться метафизики и текстологии Священного Писания) наглядно продемонстрировало отношение В. И. Шевченко к участию Творца огромной и сложной вселенной в жизни каждого человека:

– На одном ресурсе я увидел картинку со скоплением звезд и подпись: «Неужели ты думаешь, что Творцу вот этого есть дело до того, что ты ешь и с кем спишь?» В том и дело, что Творцу всего этого как раз и есть дело до того, что ты ешь и с кем спишь!

Мир – психическое Бога?

Секретарь Ученого совета Санкт-Петербургской духовной академии и семинарии протоиерей Кирилл Копейкин в своем докладе обратил внимание на то, что между современной наукой и верой есть пространство диалога, так как сегодня наука прикасается к онтологии. И начало мира перестает быть безличным. Здесь святоотеческое богословие встречается со светской мыслью – философской и естественнонаучной.

Нелишне будет привести развернутую цитату из выступления отца Кирилла:

– Книга Бытия повествует о творении мира из ничего словом Божьим. В Символе веры, который мы исповедуем на каждой литургии, мы исповедуем Бога Творцом мироздания, буквально Поэтом этого мира. Преподобный Максим Исповедник, один из величайших византийских богословов говорил, что мир представляет собой цельнотканный хитон Логоса. Святитель Григорий Палама называет мир писанием самоипостасного слова. Митрополит Антоний Сурожский, на мой взгляд, один из крупнейших богословов ХХ столетия, подчеркивал, что материя не является мертвой. Если бы это было так, таинство было бы насилием над материей. А таинство с точки зрения владыки Антония – это есть обнаружение того, что сокрыто в материи, того к чему она призвана.

Джон Серл, один из крупнейших американских философов, занимающихся философией сознания, также живой классик, говорит, что с одной стороны – картезианский дуализм, с другой стороны – материалистический манизм – обе позиции ложные. Представляется, что они описывают всю рассматриваемую область, но на самом деле это не так. Если мы отбросим и картезианский дуализм, и материалистический манизм, то у нас останется книга Творца.

Где возникает поэма, когда автор творит поэму? Я думаю, мы логически должны были прийти к однозначному выводу, что мир – это и есть психическое Творца. Этот вывод может показаться нам странным, даже шокирующим, но примечательно, что в ХХ столетии как раз в связи с новыми открытиями в физике вообще встала проблема физической реальности.

Что, собственно, стоит за тем, что открывают физики, исследующие мироздание? Сайлас Бин (Боннский университет) и Ник Бостром (философ из Оксфорда) считают, что мир представляет собой компьютерную симуляцию. Трей Хоган (Чикагский университет), предполагает, что мир – это голограмма. Сейчас он строит прибор, который должен это экспериментально проверить. Тед Ллойд (Массачусетский технологический институт) полагает, что мир – это квантовый компьютер, который вычисляет самого себя. Это метафора, которая ничего не прибавляет, эти воззрения могут показаться наивными, но за ними стоит представление физиков о том, что реальность может быть сотворена чем-то или Кем-то, что стоит за пределами этой реальности.

Человек больше мира

Критически оценил такую попытку интерполяции научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и докторантуры Александр Иванович Кырлежев:

– Если мы берем Шестоднев, как вероучительный богословский текст, все знают, что в этом творении есть радикальный разрыв – это творение человека. Творение человека происходит совершенно особым образом. Это творение же человека в мире, части мира, но это не мир. Душа человека больше мира. Это что-то иное. Поэтому если говорить о человеке в терминах психического, которое сопоставимо с физическим и может находиться где-то в физическом, мы игнорируем Шестоднев, догматы о творении, идею христианского творения. Не говоря уже о том, что здесь могут быть и философские возражения. Можно ли человека свести к некой безличной субстанции, акциденции, некой энергии, веществу и далее?

В этом вся и проблема по отношению, например, к искусственному интеллекту. Искусственный интеллект творится там же, где творится холодильник и телевизор. А человек – это совершенно другое. Не говоря уже о том, что мир как психическое Творца – этот образ. Он обращен к науке, но сама эта попытка найти параллели между современной наукой и христианским богословием – только одно из частных философствований, и здесь не может вырасти церковная позиция.

Мир как текст, или Может ли Пьер Безухов рассуждать о романе «Война и мир»

Если мы все же воспринимаем мир как текст, написанный Богом, то мы должны также видеть себя героями этого текста. Отец Кирилл обратил внимание и на это: «Мы являемся частью этого мира, и тем не менее, пребывая внутри мира, претендуем на то, что мы можем его познать. Это примерно так же, как если бы Пьер Безухов и Андрей Болконский рассуждали бы в структуре романа “Война и мир” о замысле Льва Николаевича Толстого».

Совершенно не ясно, насколько претензия Пьера Безухова и Андрея Болконского на понимание замысла Льва Толстого обоснована. Можем ли мы познать замысел Творца о мире только через изучение мира? Сомнительно. Через диалог с Автором (а постижение Библии, как слова Божьего, это и есть диалог с его Автором) – более вероятно, но только в том случае, если Автором мы воспринимаем Бога, а не древнееврейских мудрецов и летописцев, писавших соответствующие тексты на протяжении нескольких веков.

В этом смысле совершенно логигично непонимание третьей позиции («имманентной интерполяции») отца Леонида со стороны креационистов. Вопрос сводится вовсе не к тому, сколько часов, веков или оборотов вокруг себя или друг друга тех или иных небесных тел длится день творения (вопрос о времени вообще может или даже должен и ставиться, и решаться с участием специалистов по физическим свойствам времени), а к проблеме авторства священного текста.

«Какая авторская интенция?» – высказал недоумение священник Михаил, редкий представитель креационистов (физик по образованию) в зале: «Кто вообще автор Библии? Чтобы реконструировать интенцию автора, надо подняться на его уровень. Если автор – Моисей – все понятно. Но Иоанн Златоуст говорит, что это Бог говорит словами Моисея.

Молчание креационистов

Креационисты оказываются дважды в проигрышном положении. Во-первых, против них стоит современная наука – почти целиком. Но с этим еще можно примириться. Гораздо хуже другое. Их взгляды упрощаются оппонентами со стороны церковной. Даже в обсуждаемом докладе отца Леонида позиция «буквализма» (не просто так охарактеризованного «вульгарным») доведена до абсурда. Например, никто из современных православных креационистов не задается наивными вопросами о происхождении воды, над которой носился Дух Божий, потому что на эти наивные вопросы уже есть святоотеческие ответы. Из-за этого упрощения креационисты (далеко не однородная масса, люди разного уровня образования и специализации, по-разному воспринимающие те или иные богословские взгляды тех или иных Отцов Церкви) теряют возможность принимать участие не только в научных дискуссиях, но и в таких междисциплинарных обсуждениях.

«Их не зовут, а они не приходят, потому что боятся, что им не дадут слова, – заявил Аркадий Малер: «Это игра в одни ворота. У нас нет диалога между креационистами и эволюционистами, у нас есть диалог между двумя группами эволюционистов». То есть (продолжу мысль Аркадия Марковича), в конечном итоге, у нас богословский диалог подменен псевдоестественнонаучным. «Псевдо» – потому что суть его вовсе не в естественнонаучных разногласиях, а в экзегетических.

Константин Михайлович Антонов, историк русской философии, считает, что проблема комплексная:

– Встречаясь с естественниками, я наблюдал, что они столь же дезориентированы относительно того, чем они занимаются, сколь церковные люди – относительно понимания Шестоднева. Многие креационисты – профессионалы в области естествознания. Существует некая общая сложность – недоверие к сложным формам рациональности. Как только мы с ней сталкиваемся, мы хотим уйти от нее с помощью скептической аргументации.

Главный итог дискуссии оказался куда менее практичен, чем планировалось: выяснилось, что у разных верующих свои отношения и с наукой, и с пониманием библейского текста. Что делать с этим выводом – пока не очень ясно. Наверное, дискутировать дальше.

Текст Марии Сеньчуковой, фото Евгения Глобенко

Пребывая в статусе многодетной мамаши и имея высшее педагогическое образование, я решилась еще и на преподавание в воскресной школе при нашем храме. Моим уделом стала подготовительная группа пятилетних детей из тринадцати человек. Будущая деятельность не представлялась мне сложной — беседы с собственными детьми на библейские и нравственные темы всегда проходили на ура и, главное, отражались потом на их деятельности. Надо сказать, что двое моих старших детей тоже вошли в состав группы. Это обстоятельство, как мне наивно казалось, должно было облегчить учебный процесс. Трудность представлялась в следующем: младшая Лиза (3 года) всегда очень тяжело переносит редкие и недолгие разлуки с мамой (а самая маленькая годовалая Катя пока не проявляет такого характера), и я за нее переживал.

Так вот, тема предстоящего урока — «Бог — Творец красивого мира». Я запланировала показ слайд-шоу в качестве ознакомления с новым материалом, а закрепить полученные знания дети должны были путем изготовления самодельной книжки-раскладушки с историей сотворения мира. Замечу, что для реализации этой идеи мне понадобилось всю неделю ночами вырезать из картона и бумаги заготовки по количеству человек в группе — 91 картонка (из расчета по 7 листов на 1 человека), 91 лист фигурной белой бумаги и многочисленные фигурки животных и прочих тварей. До мозолей на пальцах. И вот все готово. Наступило воскресенье, Литургия окончилась. Пора.

Началось все, как и ожидалось, с Лизкиной истерики по причине нашего со старшими детьми ухода на урок. Лизка орала, Саша (добрая и отважная няня) держалась молодцом, Катя почти спала. На пороге я бестолково пыталась в последний раз собраться с мыслями и вспомнить, все ли взяла, так как сумок с заготовками и материалами для поделки на уроке было три. Поняв, что рискуем опоздать, мы с детьми кинулись в Воскресную школу.

За 10 минут нужно было установить требуемую аппаратуру (ноутбук и проектор) для демонстрации слайд-шоу. Техническая сторона была точна и все было сделано быстро и вовремя. Пока мы с ребятами молились, прибыло еще около 4-х опоздавших учеников. Возня с расстановкой парт, усаживанием... Урок начался.

И вот демонстрация окончена, и я с воодушевлением в голосе говорю: «А сейчас, дети, чтобы хорошо запомнить все дни творения, мы с вами сами сделаем красивую книжку-раскладушку...» и лезу в свои множественные сумки: в первую — нет заготовок, во вторую — нет заготовок, а третьей-то сумы и в помине нет!.. Тут меня сначала в жар бросило, потом в холод, потом ноги начали трястись, руки дрожать и голова лихорадочно соображать — что же делать дальше?

— Ой, — говорю, — представляете, я все забыла!..

— Ах, — говорят дети, — как же?

— Ну, ничего, мы с вами тогда сделаем сами свой красивый мир на нашей доске.

И я трясущимися руками пытаюсь обрезать ровно край куска обоев, предусмотрительно приготовленных заранее (почему-то я решила, что это может понадобиться!), чтобы потом приклеить скотчем к доске и рисовать на нем лес, цветы, клеить вырезанных на прошлом уроке бабочек и ежиков, которых ребята сделали дома по заданию... И тут, представляете, ножницы, новые ножницы, ломаются у меня в руках (тот самый гвоздик, что в загадке торчит посередине, перестает соединять всем известные концы и кольца)! Но у меня с собой было много сумок. А в тех сумках были еще одни ножницы. И я дорезала! И приклеила! И мы вместе рисовали и создавали наш новый мир!

Но тут в аудиторию (а она на третьем этаже и пока без дверей) влетает — кто бы вы думали? — воробей! И мои дети (в основном мальчишки, во главе, кстати, с сыном Кириллом) гурьбой бросились за ним... Куда птица — туда и куча орущих от восторга на все голоса пятилетних детей. Я тоже за ними, так как если бы стояла на месте, то они бы меня и не услышали вовсе. Наконец, бедная птица забилась под занавеску, я-таки прокричалась до малышни, что это тоже Божья тварь (в тему урока), ее нельзя пугать и обижать... Птицу оставили, вернулись к бабочкам, но уже не так шустро. К счастью, тут урок подошел к концу и за некоторыми учениками пришли родители, и мы вместе собирали по аудитории разбросанные во время погони за воробьем фломастеры, клеящие карандаши и колпачки от последних...

Дети ушли. Стало тихо. От меня жутко пахло потом. Дыхание учащенное, сердцебиение тоже. В голове полное отсутствие мыслей.

Уфф! Но зато теперь я поняла, что творить мир было ОЧЕНЬ ТРУДНО!

Сотворение мира

В начале Бог сотворил землю и небо.

Земля была бесформенная и пустая. Не было её видно. Только вода кругом и тьма.

Ну разве можно что-то сделать в темноте?

И сказал Бог: «Да будет свет!» И стал свет.

Бог увидел, как это хорошо, когда светло, и отделил свет от тьмы. Свет он назвал днём, а тьму ночью. Так прошёл первый день.

На второй день Бог создал небесный свод.

И разделил воду на две части. Одна часть осталась покрывать всю землю, вторая же часть поднялась к небу, – и тут же образовались облака и тучи.

На третий день Бог сделал так: собрал всю воду, которая оставалась на земле, и пустил ручейки и реки, образовались озёра и моря; а свободную от воды сушу Бог назвал землёй.

Посмотрел Бог на дела рук своих, и ему очень понравилось то, что он сделал. Но всё равно чего-то не хватало.

Земля стала зелёной и красивой.

На четвёртый день он создал светила на небе: Солнце, Луну, звёзды. Чтобы освещали они землю днём и ночью. И чтобы отличать день от ночи и обозначать времена года, дни и месяцы.

Так, по желанию Бога и его трудами возник прекрасный мир: цветущий, яркий, светлый! Но… пустой и безмолвный.

Утром пятого дня в реках и морях заплескалась рыба, самая разная, большая и маленькая. От карасиков до китов. По морскому дну поползли раки. Заквакали в озёрах лягушки.

Запели птички и начали вить себе гнёзда на деревьях.

И вот наступило утро шестого дня. Едва рассвело, как леса и поля наполнились новой жизнью. Это звери появились на земле.

На краю поляны прилёг отдохнуть лев. В лесной чаще притаились тигры. Неторопливо пошли на водопой слоны, с ветки на ветку запрыгали обезьяны.

Ожило всё вокруг. Стало весело.

И тогда же, на шестой день, Бог создал ещё одно существо, самое главное существо на земле. Это был человек.

Как ты думаешь, почему человек считается главным на земле?

Потому что Бог создал его по своему образу и подобию.

И наказал Бог человеку, что тот будет управлять всем на земле и владычествовать над всем живущим и растущим на ней. А чтобы человек мог это делать хорошо, Бог вдохнул в него душу и разум. Первым на земле стал человек по имени Адам.

А на седьмой день Бог отдыхал после трудов своих, и день этот стал праздничным на все времена.

Посчитай дни недели. Шесть дней человек трудится, а на седьмой отдыхает.

Только после усердного и полезного труда бывает настоящий отдых. Не так ли?

Сотворение мира При более широком взгляде на вещи удивительным фактом оказывается уже само существование вселенной. Почему вообще что-то существует, вместо того чтобы ничему не быть? Есть ли удовлетворительное объяснение бытию как таковому? В философских кругах идут