Анализ и комментарии к труду «Человек Играющий. Йохан Хейзинга Homo Ludens Человек играющий Анализ Главы Глава III. Игра и состязание как культуросозидающая функция

Есть такое оскорбление – задрот. Данное оскорбление используют к человеку, который слишком сильно увлёкся определенным делом. Не важно, что это – работа, развлечения или хобби. «Задрачивает в то…», «Задрачивает в это…». Однако, я всегда находил данное оскорбление комплиментом. Правда, меня им довольно редко награждают ибо сам обитаю среди задротов. В слове задрот я вижу не просиживание задницы на одном месте, пустую трату времени, а увлечение, страсть и, в конце концов, игровой элемент.

А вот и виновник торжества

Нидерландский философ Йохан Хёйзинга, основываясь на трудах которого мы будем раскрывать тему, говорил, что элемент игры есть во всём и везде. За источник мы будем брать его философский трактат Homo Ludens – человек играющий. Во многих языках слово «игра» является так же синонимом таких слов, как «Спорт», «Обучение», «Работа». По его словам всякая культура начинается с игры – такая наша природа. Играть умеют все, не только люди. Животные так же имеют навыки игры, правда, у них они довольно хаотичны, в отличие от наших игр, казалось бы. Однако, наблюдая за детьми можно спокойно увидеть в их играх игры животные. Я не говорю сейчас про школьный возраст – я говорю о детях до 3-х лет. Правила их игр очень размыты, но они всегда есть. Однако, нидерландский философ даже и подумать не мог о феномене видеоигр. Сегодня я попытаюсь спроецировать труды Хейзинги на современные реалии и с помощью этой проекции дать цену видеоиграм, которые в наше время то недооцениваются, то переоцениваются. Вот тут мы и подходим к мозгоразрывающим фактам и выводам.

Весь мир игра а люди в нем актеры

Элемент игры. Что это такое? Стоит это оговорить. Игра, по сути, заключается в трех вещах. Она должна быть закрытой, ограниченной от внешнего мира; Она должна быть реиграбельной; Она должна иметь за собой награду. Три этих элемента делают игру игрой и все другие факторы ни на что не влияют, если не препятствуют элементу игры. Обычным созерцанием это можно легко проследить, но об этом позже. Главное, что сейчас мы усвоили, что такое элемент игры. А теперь докажем, что он есть везде. Кстати, цитата для закрепления:

Формально функция такой отгороженности и ради священной цели, и ради чистой игры совершенно одна и та же. Ипподром, теннисный корт, площадка для игры в «классики», шахматная доска функционально не отличаются от таких вещей, как храм или магический круг. Поразительная однородность обрядов освящения по всему миру указывает на то, что такие обычаи коренятся в некоем изначальном и фундаментальном свойстве человеческого духа. Это всеобщее сходство культурных форм чаще всего сводят к причине логической, объясняя потребность в отгораживании и обособленности заботой о том, чтобы отвести от святилища пагубные воздействия, которые могут ему угрожать извне, ибо в силу своей святости оно особенно подвергается опасности и само представляет опасность. Тем самым в начало упомянутого культурного процесса ставят некие разумные соображения и полезные цели - утилитарное толкование, против которого предостерегал и Фробениус. Хорошо еще, что при этом не возвращаются к представлениям о хитрых священниках, которые выдумали религию; однако оттенок рационалистической манеры приписывать явлению те или иные мотивы в подобном подходе все же присутствует. Принимая же, в противоположность этому, изначальное, сущностное тождество игры и обряда, мы тем самым признаем особое священное место в основе своей за игровое пространство, и тогда сбивающие с толку вопросы «почему?» и «зачем?» вообще не могут быть заданы.

Культура зарождается в игре. Очевидно, что те люди, что существовали на земле тысячи лет назад по уровню интеллекта были как современные дети. Даже не так. Скорее, их психический уровень развития был на уровне с современными детьми, нежели комплекс знаний в их головах. Собственно, резко перейдём к религии. Она зародилась в игре и этому есть множество подтверждений в ритуалах племен, за которыми наблюдал нидерландский философ и его коллеги. Мы сами можем наблюдать эти ритуалы сейчас, в странах третьего мира.

Обратимся же в Хомо Люденс, цитата:

«Обратившись к сакралиям архаических культур, мы смогли бы сделать несколько замечаний относительно серьезности, с которой все это делается. Этнологи, как я полагаю, согласны с тем, что состояние духа, в котором пребывают участники и зрители больших религиозных праздников у дикарей, не есть состояние приподнятости и иллюзии. Задняя мысль, что все это «невзаправду», здесь отнюдь не отсутствует. Живой пример такого состояния духа приводит Aд.E. Йенсен в своей книге «Церемонии обрезания и инициации у первобытных народов». Мужчины, судя по всему, не испытывают никакого страха перед духами, которые бродят повсюду во время праздника, а затем являются всем в ключевые моменты. И тут нечему удивляться: ведь это те же мужчины, что осуществляют режиссуру всей церемонии; они сами изготовили маски, они сами их носят, и они же спрячут их от женщин, когда все это кончится»

Тут мы вынесем для себя тезис и запомним в голове, что чтобы быть полностью вовлеченным в игру и верить в неё не обязательно быть в зазеркалье, царстве иллюзий. Игрок может осознавать элемент игры в происходящем. Запомнили, идём дальше.

Есть у одного индейского племени игра «потлатч». Очень интересная вещь в контексте этой статьи, скажу я вам. Так, в чём же уникальность потлача перед другими играми аборигенов? В том, что в отличии от других множеств племен потлатч это одна из первых азартных игр, а так же игра, которая оказывает колоссальное влияние на формирование общества и помогает перераспределению богатств в нем, а так же настраиванию общественных связей. Суть игры в следующем: Один абориген хочет показать своё богатство и для этого проводит церемонию дарения своих ценностей перед равным ему соперником. Он дарит ему столько, сколько сможет. Так же позволено просто демонстративно уничтожать своё имущество, чтобы показать сопернику его незначительность для аборигена. Его соперник делает то же самое. Игра работает по принципу – кто себя больше разорит, тот и более уважаемый и богатый человек. Похожие на потлатч игры так же были обнаружены и в других культурах, а не только у индейцев.

Потлатч

Игра может затрагивать личное имущество человека, а среди аборигенов личное имущество приравнивается к самому человеку. То есть игра может заставить человека жертвовать не только имущество, но и эмоции. Это мы рассмотрим поподробнее в следующем блоге. Но всё же этот абзац здесь не просто так. Во многих языках слово «игра» является основополагающим корнем для многих других действий или же совсем является синонимом некоторых действий. Потлатч зарождает среди индийцев общество и общественные связи. Налаживает их и корректирует – вот в чём его уникальность.

Вот спросите вы задрота почему он это делает, увлеченно чем-то занимается. Ответ, как правило, будет один – «Мне это нравится». Однако, разум субъективен и легко обманывает себя, что доказывают нам из раза в раз когнитивные науки. Причина, почему мы так много «задротим» таится куда глубже – в нашем животном начале. Обращаясь к первой главе Хомо Люденс можно извлечь вывод о том, что играем мы из инстинкта. Игра в нас заложена. Само собой, как и любой процесс в любом животном эта функция(играть) имеет смысл. Эволюция наделила нас этой чудесной способностью играть. Но человеческая цивилизация из-за этого инстинкта играть споткнулась о камень культуры и развития. Это не плохо, а скорее хорошо – это дало толчок цивилизации. Вся проблема в том, что людской род всю свою историю пытался сделать игру чем-то детским и несерьёзным, хотя игра пронизывает всю нашу жизнь и может быть вполне серьёзной. Цитата:

«Смысловое содержание серьезного определяется и исчерпывается отрицанием игры <…> смысловое содержание игры, напротив, ни в коей мере не описывается через понятие несерьезного и им не исчерпывается. Серьезность стремится исключить игру, игра же с легкостью включает в себя серьезное».

Рассмотрим, почему животные играют? Тут всё предельно просто и понятно – для них игра служит тренировкой, дабы в ключевой момент их не подвела реакция, растяжка, навык и тд и тп. Про брачные игры я молчу, это одна из самых известных моделей поведения у животных. Эволюция подарила им данную модель поведения именно для этого. Мы, как выше упоминалось, так же не обделены данной способностью. Однако, эволюция не предусмотрела то, что у нас появится свобода воли, а так же самоощущение прошлого, настоящего и будущего. Как вы можете знать даже на своем опыте – цивилизация с эволюцией не дружит. Дам пример окромя игры. Банальное клише, где высокопоставленный чин или миллиардер оказывается извращенцем или маньяком. Ярчайший пример это недавний инцидент с Харви Вайнштейном. Его животное начало иметь всё что не приколочено поцеловалось с асфальтом производства компании «Цивилизация», где у него есть статус и огласка и получилось то, что получилось. Возвращаясь к игре. Базовый инстинкт всех животных повлек за собой создание культуры через ритуалы, обряды и язычество, перетекшие в религию, которая, как известно, поначалу являлась единственной причиной для людей сохранять о себе память. Элемент игры пронизывает не только нашу культуру, но и все сферы жизни. Обращаясь к Хомо Люденс взглянем, как элемент игры перерос в правоохранительную систему. Стоит сказать, что право это не игра. В данном случае мы взглянем на то, как правоохранительная система зарождалась и как она работает, а не для чего она работает. Самое очевидное это то, что правовая практика это всегда состязание. Алчные порой прокуроры и адвокаты защищают своих обвиняемого и обвиняющего в процессе суда под видом состязания и это очевидно каждому. Цитируя Хомо Люденс:

«Ну будьте же честным и ведите себя спортивно… Один бывший судья писал мне: «Стиль и содержание наших судебных дел выдают, как часто и с каким чисто спортивным наслаждением наши адвокаты подкалывают друг друга своими аргументами и контраргументами (в том числе и не чем иным, как софизмами), так что их способ мышления напоминал мне иной раз речистых участников процессов, обусловленных требованиями адата (не отраженная в шариате привычка), где при каждом аргументе сторон в землю втыкали палочку, чтобы затем по наибольшему числу таких палочек попытаться выявить победителя»«Ну будьте же честным и ведите себя спортивно… Один бывший судья писал мне: «Стиль и содержание наших судебных дел выдают, как часто и с каким чисто спортивным наслаждением наши адвокаты подкалывают друг друга своими аргументами и контраргументами (в том числе и не чем иным, как софизмами), так что их способ мышления напоминал мне иной раз речистых участников процессов, обусловленных требованиями адата (не отраженная в шариате привычка), где при каждом аргументе сторон в землю втыкали палочку, чтобы затем по наибольшему числу таких палочек попытаться выявить победителя»

Судопроизводство это спор о справедливости и несправедливости, в конце концов. А в споре всегда есть элемент игры. А теперь от права к войне. Тут все предельно просто и ясно. Циничные воеводы, по сути, играют своими солдатами, а если не циничные, то играют чуть-ли не в шахматную партию с противником. Они играют в тактику и любой заядлый игрок увидит в военном ремесле элемент игры чуть-ли не на каждом шагу. Элемент игры присутствует так же и в науке, ведь в науке одна из основополагающих вещей это спор. Можете сами включить свое созерцание и вы прекрасно увидите в каждом культурном действии элемент игры. Учеба, война, мода, театр, спорт, быт – везде он есть, элемент игры. Достаточно лишь созерцать дабы его увидеть и при этом из данной природной ловушки мы никогда не выберемся. Но не стоит воспринимать элемент игры как недостаток, который делает нас менее рациональными – его стоит воспринимать как дар и шанс для культурной эволюции в новый вид – Homo Ludens.

Так кто же такой Человек играющий? Как мне видится, это не биологически выведенный новый вид, а сугубо культурно эволюционировавший вид. Человек играющий это человек, для которого элемент игры становится в жизни основополагающим. Трудно это представить, но мы, игроки, уже в какой-то степени люди играющие. Мы становимся ими, когда играем в игры. Вершим судьбы на экране монитора/телевизора, веря в происходящее, но в то же время видя в этом игру. Очень по-дилетантски и грубо говоря Хомо Люденс это вид человека, который почти лишен серьёзности. Стоит понимать, что несерьёзный ещё не значит иррациональный. Такой человек всё ещё будет способен двигать науку, культуру вперёд и заниматься серьёзными для нашего общества делами. Такой вид людей будет способен давать вещам свою объективную цену. Он не будет воевать в магазине ради футболки, не будет с пеной изо рта доказывать, что лучше – ведро или айфон. Он будет играть и разумно мыслить. Человек играющий не будет отвергать свое животное начало, а примет его. Для Хейзинги более века назад это были фантазии, которые он и осознать в своей полноте не мог. Однако, кое-кто из современников смог. Покажу на практике. Бой с Психомантисом.

Вот так неожиданно мы обратимся к первой MGS и битве с Психомантисом. Для тех, кто играл, будет яснее, но и для тех, кто не испытал ту бурю эмоций, которую дарит данный босс, я попробую объяснить. При встрече с Психомантисом в битве он начинает битву не со Снейком, которого вы контролируете, а с игроком. Он во время битвы переключает каналы, уворачивается от всех ударов игрока, если не переключить контроллер в другое гнездо, считывает его карту памяти. Очень грубо будет сказать, что все насмешки и действия злодея игрок берет на свой счёт, но это что-то рядом. Игрок перестает быть собой, он живет одним моментом во время этой битвы. Он приобщается к своему животному началу – к игре и играет с Психомантисом. Игрок одновременно с полной серьёзностью дерется с Психомантисом, играя с ним. Именно в этот момент игрок становится тем самым чуть-ли не мифическим для нидерландского философа Homo Ludens’ом.

Мы живём лишь для того, чтобы передать свои гены. Мы выбрали этот путь… поэтому погрязли в войне. Но ты… ты другой. Ты один из нас. У нас нет ни прошлого, ни будущего. Мы живём сегодняшним днём. В этом заключается смысл нашей жизни. Люди не предназначены приносить счастье другим. С того момента, как мы попали в этот мир… мы обречены приносить друг-другу лишь боль и страдания.

Ладно, пора отбрасывать книгу в сторону. В моем случае это буквально, ведь она в данный момент служит для меня импровизированной подставкой под клавиатуру. Что мы можем понять из вышеописанного? Игровой элемент пронизывает всю нашу цивилизацию и мы как никогда близки к культурной эволюции. «Близки», правда, относительно. По лично моему прогнозу это будет пара веков, когда сам Йохан Хейзинга боялся даже думать о том, когда это произойдёт. Так же не побоялся предсказать этот момент Хидео Кодзима, который данную книжку ценит, любит, уважает. Даже его поведение на публике можно прочесть в данном философском трактате. Так что же говорил г***й в послании своим фанатам в 2015-ом году? Цитата:

«С того момента, как мы входим в этот мир, мы инстинктивно создаем способы развлечения себя и делимся нашими открытиями с окружающими. Нас никто не просит создавать эти новые способы, но нам и не нужны причины для их создания. Это просто мы.

«Игра» - это не просто времяпрепровождение, это изначальная основа воображения и творения. По правде говоря, люди играющие одновременно являются людьми созидающими.

Даже если бы Земля была лишена жизни и сводилась к бесплодной пустоши, наше воображение и желание творить выжили бы - это обеспечило бы надежду, что цветы однажды могут снова расцвести. Благодаря изобретению игры наша новая эволюция ждет.
Kojima Productions - Мы - Homo Ludens. Мы те, кто играет.»

Зерно идеи способно как расцвести, так и завять. Оно может дать корни, разрастись и создать идеологию. Так каков же итог? От игрового элемента цивилизация всегда пыталась увернутся личиной серьёзности и пафоса, даже не замечая, что он пронизывает всю человеческую культуру. Игровой элемент в жизни нужно использовать, а не избегать. Избегать его – противоречить своей природе. Не нужно стыдится того, что вы вот уже восьмой час играете в Сидж или в другую *игра-нейм*. Это наша природа – это наша суть. Простым подтверждением моих вышеописанных слов может являться простой факт о том, что техника обучения детей, взрослых, специалистов через игру это общепризнанно самые эффективные методы обучения. «Сама культуры носит игровой характер» - говорил Йохан Хёйзинга. Вообще меня на создание данного материала повлекли частые слова моих друзей и игровых напарников – «Ой, я уже столько времени играю, пора сворачиваться». Нет, не пора, мужик, продолжай - сама природа говорит тебе это делать.
Возможно, вышло сумбурно, хотя я надеюсь, что нет. Оставляйте свое мнение, комментарии, отзывы. Мир вашему дому, до скорых встреч.

Определения, в которых выражается возможная уникальность человека, известны. Человек разумный, человек общительный, человек-умелец. Но есть еще одна версия, претендующая на то, чтобы выразить предельную особость человека как природного и неприродного существа. Голландский историк культуры Йохан Хёйзинга (1872-1945) в книге «Homo Ludens » («Человек играющий», 1938) отмечал, что многие животные любят играть. По его мнению, если проанализировать любую человеческую деятельность до самых пределов нашего сознания, она покажется не более чем игрой. Вот почему автор считает, что человеческая культура возникает и развертывается в игре. Сама культура носит игровой характер. Игра рассматривается в книге не как биологическая функция, а как явление культуры, т.е. выражение уникальности человека.

Хёйзинга считает, что игра старше культуры. Понятие культуры, как правило, сопряжено с человеческим сообществом. Человеческая цивилизация не добавила ничего существенного к общему понятию игры. Все основные черты игры уже присутствуют в игре животных. «Игра как таковая перешагивает рамки биологической или, во всяком случае, чисто физической деятельности. Игра - содержательный феномен со многими гранями смысла» .

Хёйзинга разъясняет: уникальность человека в том, что он умеет играть. Важнейшие виды первоначальной деятельности человеческого общества переплетаются с игрой. Человечество все снова и снова творит рядом с миром природы второй, измышленный мир. В мифе и культе рождаются движущиеся силы культурной жизни. Культурфилософ делает допущение, что игра - это прежде всего свободная деятельность. Все исследователи подчеркивают незаинтересованный характер игры. Она необходима индивиду как биологическая функция. А обществу нужна в силу заключенного в ней смысла, своей выразительной ценности.

Голландский историк культуры был убежден в том, что игра скорее, нежели труд, была формирующим элементом человеческой культуры. Раньше чем изменять окружающую среду, человек сделал это в собственном воображении, в сфере игры. Однако вряд ли способность к игре может выражать уникальность человека, хотя бы потому, что, как подчеркивает сам Хёйзинга, животные тоже играют.

Все животные обладают способностью к игре. Откуда же берется эта «тяга к игре»? Лео Фробениус (1873-1938), немецкий этнограф, отвергает истолкование этой тяги как врожденного инстинкта. Человек не только увлекается игрой, но создает также культуру. Другие живые существа таким даром почему-то не наделены.

Пытаясь решить эту проблему, Хёйзинга отмечает, что архаическое общество играет так, как играет ребенок, как играют животные. Игра мало-помалу приобретает значение священного акта. Вместе с тем, говоря о религиозной деятельности народов, нельзя ни на минуту упускать из виду феномен игры. «Когда и как поднимались мы от низших форм религии к высшим? С диких и фантастических обрядов первобытных народов Африки, Австралии, Америки наш взор переходит к ведийскому культу жертвоприношения, уже беременному мудростью упанишад, к глубоко мистическим гомологиям (соответствиям. - П. Г.) египетской религии, к орфическим и элевсинским мистериям» .

Когда Хёйзинга говорит об игровом элементе культуры, он вовсе не подразумевает, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и то, что культура происходит из игры в результате эволюции. Культура возникает в форме игры - вот исходная посылка названной концепции. Культура первоначально разыгрывается.

Те виды деятельности, которые прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей (например, охота), в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму. «Стало быть, не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры. В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным, объективно воспринимаемым, конкретно определенным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которую наше историческое суждение привязывает к данном)" случаю» 1 .

Желание именно в игре как человеческой способности отыскать признак его уникальности можно обнаружить в работе известного феноменолога Эйгена Финка (1905-1975) «Основные феномены человеческого бытия». В типологии автора их пять - смерть, труд, господство, любовь и игра. Последний феномен столь же изначален, сколь и остальные. Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания, овладевает ею и существенным образом определяет бытийный склад человека, а также способы понимания бытия человеком.

Игра, по мнению Финка, пронизывает другие основные феномены человеческого существования. Игра есть исключительная возможность человеческого бытия. Играть может только человек. Ни животное, ни Бог играть не могут. Эти утверждения нуждаются в пояснении, поскольку они противоречат привычному жизненному опыту. «Каждый знает игру по своей собственной жизни, имеет представление об игре, знает игровое поведение ближних, бесчисленные формы игры, знает общественные игры, цирцеевские массовые представления, развлекательные игры и несколько более напряженные, менее легкие и привлекательные, нежели детские игры, игры взрослых; каждый знает об игровых элементах в сферах труда и политики, в общении полов друг с другом, игровые элементы почти во всех областях культуры» .

Трактуя игру как основной феномен человеческого бытия, Финк выделяет ее значимые черты. Игра в его трактовке - это импульсивное, спонтанно протекающее вершение, окрыленное действование, подобное движению человеческого бытия в себе самом. Чем меньше мы сплетаем игру с прочими жизненными устремлениями, чем бесцельней игра, тем раньше мы находим в ней малое, но полное в себе счастье.

Финк считает, что человек как человек играет один среди всех существ. Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием никакая философская антропология.

Итак, разберем доводы Финка, который, как и Хёйзинга, усматривает уникальность человека в его способности играть. Во- первых, Финк расходится с Хёйзингой в представлении, будто животные тоже могут предаваться играм. Однако отрицать за животными способность к игре весьма трудно. Это во многом очевидный факт. Можно поставить вопрос иначе. Чем отличается игра животных от игры человека? Разумеется, можно отыскать и отличие. Игра животного обусловлена инстинктом. Игра человека свободнее, раскованнее, универсальнее.

«Животное не знает игры фантазии как общения с возможностями, оно не играет, относя себя к воображаемой видимости» . Но как человек, тоже природное создание, обрел способность к игре настоящей, подлинной - этот вопрос остается неосвещенным в концепции Финка. Рассуждение о том, в чем выражается уникальность человека, не может постулироваться. Хотелось бы хотя бы поставить вопрос о том, как сформировалась способность человека, каким образом, играя в пространстве инстинкта, человек перешел в сферу игры фантазии? К сожалению, эти вопросы не освещены в литературе по философской антропологии.

Все эти рассуждения подводят к обсуждению некоторых предварительных вопросов. Какова все же биологическая природа человека? Как появился человек? Приглашая читателя к дальнейшему размышлению, можно, я думаю, назвать изначальное свойство человека, дающее начало всем остальным. Благодаря этому качеству становится ясным своеобразие человека, его отличие от остального животного мира.

Это свойство не разум, не дар общения, не игра, не трудовая активность, а... способность человека к подражанию. В отличие от других живых существ он постоянно недоволен своей видовой принадлежностью и стремится выскочить из этого лона.

Так что же, постулируется еще одна человеческая уникальность? Она не постулируется, а выводится из данных современной философской антропологии. Уже говорилось, что в течение многих десятилетий в нашей отечественной литературе изобличался «абстрактный антропологизм», не позволявший будто бы подойти к научному изучению человека. Предполагалось, что только после обнаружения социального, исторического измерения человеческого бытия открылись реальные возможности для распознавания тайны человека. Игнорировался тот очевидный факт, что мы всей плотью и кровью принадлежим природе. В результате о биологической организации человека мы знали крайне мало. Животное в человеке мыслилось как нечто несущественное, преодоленное социальностью.

Огромная заслуга философской антропологии 20-х годов XX столетия (это тоже частично отмечалось) состоит в том, что она, в частности, поставила вопрос: каковы особенности человека как биологического существа? Действительно ли он воплотил в себе совершенство природного замысла? Освоив огромный эмпирический материал, философские антропологи неожиданно пришли к выводу: человек вообще плохо укоренен в природе, вовсе не является венцом творения, напротив, он биологически ущербное существо.

А. Гелен, в частности, утверждал, что человек неспособен жить по готовым природным трафаретам. Разумеется, такая постановка вопроса позволяет говорить об исключительности человека как живого существа, однако в ключе сугубо негативном. Уникальность биологической сущности сына природы отождествляется в данном случае с известной ущербностью, природным несовершенством. Но разве человек - ущербное существо? Дальнейшее изложение материала позволяет поставить вопрос о том, как изъян превратился в достоинство.

• Хёйзинга Й. Homo Ludens. М., 1992. С. 10.
• Хёйзинга Й. Указ. соч. С. 39.
• Финк Э. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии: переводы / сост. и послесл. П.С. Гуревича.М.. 1988. С. 361.
• Финк Э. Указ. соч. С. 371.

Йохан Хейзинга. Homo Ludens (Человек играющий) Анализ Главы № 1. «Характер и значение игры КАК ЯВЛЕНИЯ КУЛЬТУРЫ» Вишневская Ольга, СК – 11.

Общее определение понятия «ИГРА» Игра – это функция, которая исполнена смысла. В игре играет нечто, вносящее смысл в происходящее действие. То есть всякая игра что-то значит, она имеет свою целенаправленность, а целенаправленность – это сущность игры. Игру нельзя отрицать. Можно отречься от красоты, истины, права, добра, духа, Бога. Можно отрицать серьёзность, но игру – нельзя! Но вместе с игрою всегда признают и дух. Потому что сущность игры – это нечто материальное. То есть Игра представляет собой нечто избыточное и лишь через вторжение духа игра становится возможной, мыслимой, постижимой.

Мнения на счёт Биологической функции игры üОдни думали, что основа и источник игры – не что иное как высвобождение избыточной жизненной силы. ü Другие говорили что когда живое существо играет, это оно проявляет врождённый инстинкт подражания, или же игра разряжает человека, или же учит сдерживаться. ü Следующие считали что в игре просыпается потребность стремления к главенству или соперничеству. Но во всех этих на первый взгляд разных предположениях есть главное исходное сходство: что игра отвечает некой биологической целесообразности.

v. Почему и для чего происходит игра? В чём собственно сама суть игры? Почему ребёнок визжит от восторга? Почему игрок забывает себя от страсти? Почему спортивные состязания приводят в неистовство многотысячные толпы народа? Всё это можно было бы объяснить, тем что якобы природа дала нам функции- высвобождение избыточной энергии, расслабление после затраты сил, приготовлением к суровым требованиям жизни и т. д. , но нет, природа дала нам ИГРУ.

ИГРА И КУЛЬТУРА Игра старше культуры потому что понятие культуры предполагает человеческое сообщество, а животные вовсе не дожидались появления человека, чтобы он научил их играть. Игра – это некая форма деятельности, форма наделённая смыслом. Наблюдатель пытается понять игру как воспринимает её сам играющий, в её первичном значении. И он захочет понаблюдать как ценности проявляются в самой игре тем самым понять игру как фактор культурной жизни. СВЯЗЬ: Игра витает поверх каждой культуры или во всяком случае от неё не зависит.

ЯЗЫК как первичное значение игры. Первичным значением выступает Язык – это первейшее и высшее орудие, которое человек формирует, чтобы иметь возможность сообщать, обучать, править. Всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов.

Серьёзность ИГРЫ В нашем сознании игра противостоит серьезности. Но если вглядеться чуть пристальней, игра может быть чрезвычайно серьезной. *** Всякая игра всегда способна полностью захватывать тех, кто в ней принимает участие. Противопоставление игра - серьезность всегда подвержено колебаниям, неустойчиво.

Связь ИГРЫ с Комическим -Комическое возбуждает смех, но его взаимосвязь с игрой носит второстепенный характер. -Комическое тесно связано с глупостью. Однако игра отнюдь не глупа. Если игра лежит вне различения мудрость - глупость, то она в той же степени находится и вне противопоставления правда - неправда. А также и вне пары добро и зло. Игра сама по себе не причастна морали, в ней нет ни добродетели, ни греха. тогда возникает вопрос: Если же игру не удается прямо связать с добром или истиной, не лежит ли она тогда в области эстетического?

Не лежит ли игра в области эстетического? v. Связи между красотой и игрою прочны и многообразны. v. Красота движений человеческого тела находит в игре свое высочайшее выражение. v. Рассмотрим игры социальные по характеру. Они отличаются от примитивных, тем что они более развиты и разносторинии. v. Как пример: единоборство и состязания в беге, представления и зрелища, танцы и музыка а также маскарад и турниры.

ИГРА – ЭТО СВОБОДА Всякая Игра есть прежде всего и в первую очередь свободное действие. Ребенок или животное играют, ибо черпают в игре удовольствие, и в этом как раз и состоит их свобода.

Основные признаки игры: 1) Игра свободна, она есть свобода. 2) Игра не есть обыденная или настоящая жизнь. 3) Замкнутость, отграниченность.

Характеристика свойств игры (+) 1) Игра начинается, и в определенный момент ей приходит конец. Она «разыгрывается» . Пока она идет, в ней есть движение вперед и назад, чередование, очередность, завязка, развязка. Эта повторяемость - одно из существеннейших свойств игры. 2) Ограничение местом. Всякая игра протекает в заранее обозначенном игровом пространстве, материальном или мыслимом. 3) Установливает порядок, она сама есть порядок. 4) Игра привлекательна в смысле эстетического фактора. 5) +- Напряжение - С одной стороны это свидетельство неуверенности, но с другой это наличие шанса!

О игровых ПРАВИЛАХ игры В каждой игре - свои правила. Правила игры бесспорны и обязательны, они не подлежат никакому сомнению. Стоит лишь отойти от правил, и мир игры тотчас же рушится. Никакой игры больше нет. Участник игры, который действует вопреки правилам или обходит их, это нарушитель игры- шпильбрехеры, ведь играть нужно честно.

ШПИЛЬБРЕХЕРЫ -плут, он притворяется что играет. В игре он убивает иллюзию Поэтому он должен быть изничтожен, потому что угрожает самому существованию данного игрового сообщества. Он разрушает магию волшебного мира, находящихся в игре, и поэтому он трус и должен быть изгнан!

СОСТАВ ИГРЫ Игровое сообщество обладает вообще склонностью сохранять свой постоянный состав и после того, как игра уже кончилась. Клуб приличествует игре, как голове - шляпа.

Черты игры 1) таинственность. Что делают эти другие за пределами нашей игры, до поры до времени нас не касается. Правило: Мы суть, и мы делаем «нечто иное» . 2) Необычность. Переодевшийся или надевший маску человек «играет» другое существо. Но он и «есть» это другое существо! Суммируя, мы можем назвать игру с точки зрения формы некоей свободной деятельностью, которая осознается как ненастоящая, не связанная с жизнью и полностью может захватить играющего.

2 игровых аспекта проявления игры 1) Игра - это борьба за что-то или 2) Игра - показ, представление этого «чтото» . Обе эти функции могут и объединяться, так что игра представляет борьбу за чтото или же превращается в состязание в том, кто именно сможет показать что-то лучше других.

ИГРА КАК ДУХОВНЫЙ ЭЛЕМЕНТ Священное представление - больше, нежели мнимое претворение, больше, чем символическое претворение, это - мистическое претворение. Священнодействие - это то есть свершаемое. Такое действие представляет собою некое космическое событие. Его функция - не простое подражание, но становление частью, участие в действии.

Точка Зрения ЛЕО ФРОБЕНИУСА. Утверждал, что человечество разыгрывает порядок вещей в природе в той мере, в какой оно его постигает. Считал, что игра служит тому, чтобы являть, показывать, сопровождать, воплощать всё, что свершается в космосе.

ТОЧКА ЗРЕНИЯ ПЛАТОНА Считал что только Бог достоин всей блаженной серьезности, тогда как человек сотворен игрушкою Бога, и это для него самое лучшее. В соответствии с этим проводить свою жизнь, играя в прекрасные игры, в добрые игры, принося жертвы, в пении и танцах, мы возможно достигаем расположение богов и можем врагам дать отпор, и победить их в бою. Игры во славу богов - вот то наивысшее, во имя чего люди должны ревностно отдавать свою жизнь, - так смотрел на это Платон.

Настроение ИГРЫ. В настроении игры есть два полюса: безудержность и экзальтация (повёрнутость). Можно сказать, что игровое настроение всегда мажорно. По своему типу игровое настроение изменчиво и в любую минуту в игру может вступить «обычная жизнь» , из-за какого-либо толчка из вне. МИНУС: жертвоприношения, кровавые обряды, где обычная жизнь прекращается и начинается некая праздничность - это вещь в себе, которую ни с чем больше в мире не спутаешь. То есть между праздником и игрой существуют самые тесные отношения. Выключение из обыденной жизни, и не обязательно, радостный тон поведения.

СИМВОЛИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ Играя в нашем представлении возникает представление и некой символической связи. К примеру Дикарь, исполняющий свой магический танец в образе кенгуру, и есть кенгуру. ИТАК Сфера священной игры – это такая сфера, где дитя и поэт чувствует себя как дома. Конечно сейчас современный человек хорошо понимает что является маской, а что переодиванием, но даже для образованного взрослого человека в маске всегда остаётся что-то таинственное.

Резюме: Один из фундаментальных текстов по играм, академический взгляд на игровую активность в культуре. Обязательное чтиво для гейм-дизайнеров, рекомендуется всем остальным в качестве серьёзного материала, но учитывайте, что это сложная книга, не рассчитанная на широкую аудиторию.

Непросто писать обзор на работу, что наиболее часто цитируется в книгах по гейм-дизайну. Не припомню, чтобы в последнее время читала что-то глубокое без ссылок на Хёйзингу. Все книги из моих предыдущих обзоров цитировали его, и не без причины – это лучшее, что я вообще читала на тему игр. И это не пустая похвальба. Читала я много чего, но Homo Ludens меня просто очаровала. Рекомендую её всем, кто хочет лучше разобраться в играх, как культурной составляющей. Жалею, что так долго откладывала её на потом.

Книгу 1938 года можно посчитать устаревшей, но она производит обратный эффект: Homo Ludens на удивление актуальна. Это не типичный учебник по дизайну – книга небольшая, в 214 страниц, не содержит уроков и советов по созданию игр и даже мыслей о том, что делает игру хорошей. Это книга об антропологии, а не о дизайне. Несмотря на научные корни, слишком сложной мне она не показалась (аргументы автора в достаточной мере подкреплены его собственными словами, так что знакомство с цитируемой литературой не требуется), однако имейте в виду, что мне в принципе нравятся более тяжёлые тексты, так что кому-то читать будет сложнее. Хёйзинга – нидерландский антрополог, и я читала книгу в английском переводе, а в любых переводах всегда чувствуется лёгкая нотка неестественности. Также автор рассматривает, определяет и использует некоторые заимствованные термины, вроде агона (по-гречески – «игровой элемент») и других понятий, относящихся к соревнованиям и соперничеству. Все эти факторы делают текст научным, вязким, сложным для понимания. Если вас это не волнует (меня вот точно), смело читайте.

Термин Homo Ludens – предлагаемая автором альтернатива Homo Sapiens. Он считает, что для нашего вида больше подходит определение «играющий», чем «разумный». Обосновывая своё предположение, он с точки зрения философии, истории, антропологии и лингвистики рассматривает, что значит «играть» и какую роль игра занимает в человеческой культуре. Он считает, что людям свойственно играть, что процесс игры имеет для них собственную ценность, а не просто служит тренировкой навыков выживания (как утверждают другие учёные). Хёйзинга пишет, что культура выросла из игр и без игр не было бы культуры.

В качестве аргументов он приводит антропологические истоки множества элементов современной цивилизации, которые мы ассоциируем с культурой: война, закон, религия, искусство, философия и так далее. В каждой из таких глав (называющихся просто «Игры и война», «Игры и закон») автор исследует зачатки элемента, рассматривая «примитивных» людей (не самый удачный термин, но не отвлекайтесь на него), живущих вне современной цивилизации (подробного определения он ей не даёт) как в прошлом, так и в наше время. Хёйзинга утверждает, что в основе всех элементов лежали игры, и они, безусловно, существуют до сих пор, хоть и занимают не столь важную и явную роль. На примере культур, не развившихся до уровня современной цивилизации (имеется в виду преимущественно западная), он демонстрирует более очевидное влияние игр на такие вещи, как религия и закон. Он углубляется в богатые культурные залежи со всего света: от инуитов до древнего Китая, от греческих состязаний до норвежской мифологии и верований африканских племён.

Сложно обобщить его изыскания, поскольку идей в книге очень много. Например, автор говорит, что философия проистекает из конкурсов с загадками, где знание было не только чем-то сакральным, оно было инструментом для победы в борьбе. Он говорит, что антропологические корни права лежат не в поисках истины, а в методе улаживания разногласий, дополняющимся развлечением публики. Правосудие в древних культурах нередко имело форму словесных баталий с оскорблениями, стихами танцами, это были именно состязания (зачастую в виде зрелища) с минимальным фокусом на моральной оценке (это появится позже). Думаю, что Хёйзинга удачно обосновал и игровую природу религии и обычаев, хотя здесь вывести толковое обобщение уже сложнее.

Хёйзинга вводит термин «магический круг» – особое место, где правила реального мира уступают место правилам игры. Как дизайнеры современных игр мы представляем магический круг в виде покерного стола, шахматной доски, теннисного корта или виртуального мира в видеоигре, но Хёйзинга смотрит на это понятие шире. Для него магический круг – ритуальное пространство: игровая площадка, зал суда, храм или поле боя. Чтобы дать понимание о всей широте своих аргументов, автор перечисляет то, что относит к области игр: конкурсы, соревнования, азартные игры и пари, выступления, военные игры, словесные игры и риторика, загадки, гадания, искусство, праздничные застолья, дарение подарков, праздники урожая, обычаи и религии, рыцарство. Мне очень нравится та часть, где рассказывается про потлач – ритуал демонстративной раздачи (и уничтожения) богатств для повышения авторитета.

Я узнала из книги много нового и надеюсь, что она ещё многому научит меня как дизайнера. Я стала часто задумываться о реализации в играх выступлений и ритуалов и о том, что многие вещи в нашей жизни можно считать играми: поэтические дуэли, поклонение знаменитостям, Седер Песах и говорящие головы, спорящие в новостях.

Как я уже сказала, это не практическая книга и не лёгкое чтиво, но если вы зарабатываете разработкой игр, выделенное на чтение время оправдается, когда вы начнёте смотреть, вписываются ли ваши игры в игровое пространство по Хёйзинге. Ознакомиться с книгой следует всем профессиональным дизайнерам, особенно работающим над экспериментальными и артхаусными проектами. Студентам, только начавшим изучение игр, актуальность книги может показаться сомнительной, им лучше подойдёт что-то другое (например, Art of Game Design). Вне зависимости от вашего отношения к гейм-дизайну, если вас заинтересовала вышеизложенная тема, искренне рекомендую Homo Ludens к прочтению.

PROEVE EENER BEPALING

VAN НЕТ SPEL-ELEMENT DER CULTUUR

ХЁЙЗИНГА

ЧЕЛОВЕК ИГРАЮЩИЙ

ОПЫТ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ИГРОВОГО ЭЛЕМЕНТА КУЛЬТУРЫ

составление, предисловие и переводД. В. Сильвестрова комментарий иуказатель А- Э. Харитоновина

ИЗ ДАТЕ ЛЬСТВО И В А Н А ЛИМБАХА САНКТ - ПЕТЕРБУРГ

УДК 94 (100)+ 930.85 ББК 71.0 + 63(0)

Хёйзинга Йохан. Homo ludens. Человек играющий / Сост., предисл. X 35 и пер. с нидерл. Д. В. Сильвестрова; Коммент., указатель Д. Э. Хари-

тоновича. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2011. - 416 с.

ISBN 978-5-89059-168-5

Фундаментальное исследование выдающегося нидерландского исто­ рика и культуролога Й. Хёйзинги Homo ludens [Человек играющий],

анализируя игровой характер культуры, провозглашает универсаль­ ность феномена игры и ее непреходящее значение в человеческой ци­ вилизации. Давно уже признанное классическим, это произведение отличают научная ценность, широта охвата, разнообразие фактиче­ ского материала, обширная эрудиция, яркость и убедительность изло­ жения, прозрачность и завершенность стиля.

Книга выходит четвертым, заново просмотренным и исправлен­ ным изданием с подробным научным аппаратом.

На авантитуле: Йохан Хёйзинга. Шарж Дейвида Левина, 1996

© 1938 by Johan Huizinga

© 2011 The Estate ofJohan Huizinga

© Д. В. Сильвестров, составление, перевод, 1995, 1997, 2007,2011

© Д. В. Сильвестров, предисловие, 2011

© Д. В. Сильвестров, приложение, 2011

© Д. Э. Харитонович, комментарий, 1995, 1997, 2007, 2011

© Н. А. Теплов, оформление, 2011

© Издательство Ивана Лимбаха, 2011

П Р Е Д И С Л О В И Е

i^ выходом в свет четвертой книги Йохана Хёйзинги (1872-1945) издательство Ивана Лимбаха делает достоянием русского читателя практически все наиболее известные произведения замечательно­ го нидерландского историка и культуролога.

После блестящего успеха появившейся в 1919 г. Осени Сред­ невековья" Йохан Хёйзинга пишет еще одну книгу, завоевавшую признание во всем мире. Это - Homo ludens** [Человек играющий].

Книга выходит в свет в 1938 году. Некоторые читатели были оза­ дачены появлением опуса, казалось, написанного совершенно в иной манере. И лишь со временем становилось всё более ясно, на­ сколько эти - на первый взгляд две столь разные - книги по сути близки друг другу.

Осень Средневековья увидела свет сразу же после Первой миро­ вой войны. Голландии тогда удалось остаться нейтральной. Тем ужас­ нее воспринимался контраст с окружавшей страну изувеченной, кровоточащей Европой. Книга возникла в драматическом противо­ стоянии дьявольски бесчеловечному периоду европейской истории.

В Осени Средневековья мы видим причудливый игровой сплав самых ^разнообразных текстов - при явном интересе автора к

* И. Хёйзинга. Осень Средневековья. М., Наука, 1988 (Серия Памятники исторической мысли); И. Хёйзинга. Осень Средневековья. М., Прогресс Культура, 1995; И. Хёйзинга. Осень Средневековья. М., Айрис-пресс, 2002; 2004; И. Хёйзинга. Осень Средневековья. СПб., Изд-во Ивана Лимбаха, 2011.

** И. Хёйзинга. Homo ludens. Статьи по истории культуры. М, Прогресс Культура, 1995; Й. Хёйзинга. Homo ludens.. Статьи по истории куль­ туры. М., Айрис-пресс, 2003; Й. Хёйзинга. Homo ludens. Человек игра­ ющий. СПб., Аабука-классика, 2007.

ДМИТРИЙ СИЛЬВЕСТРОВ

антропологии и социологии культуры, что неуклонно вело Хёйзингу к следующему шагу, которым стала другая его знаменитая книга - Homo ludens [ Человек играющий].

Сопоставляя эти две книги, мы замечаем, что Осень Средневе­ ковья содержит обильный материал по сути игровых форм*, которые охватывает и объясняет понятие игры в Человеке играющем, книге «об извечной примитивности (первозданности) человеческой культуры, которая никогда не уходит от своих первоначал, уходя же - роковым образом теряет себя»**.

Культура, спасающая нас от наступления варварства, требует осмысления. Необходимо найти некое универсальное правило, некую универсальную сферу деятельности, скажем даже - некое универсальное примиряющее пространство, дающее людям рав­ ные шансы, оправдывающее их порой невыносимое существова­ ние. Речь идет не о моральном оправдании истории и уж конечно не о теодицее - но о неистребимой потребности приложить ме­ рило человеческого ума к космической беспредельности духовной составляющей человеческой жизни.

Извечному парадоксу свободы, реально достижимой лишь на мнимой линии горизонта, дает впечатляющее разрешение фено­ мен игры.

В 1938 году мир стоит накануне Второй, еще более чудовищной мировой войны. Культурные традиции не предотвратили наступ-

* «Но при этом культивировалась пустая внешность, которая весьма влияла на сознание общества. Как представляется, этот парадокс раз­ решим, если отказаться от оценочных представлений о внешнем как о чем-то плохом, понять, что бессодержательных культурных явлений не бывает, и признать, что содержанием всех этих пустых форм и были сами формы. То есть то, что наполняло эти формы, что создавало их, что придало им именно такой вид, исчезло, оставив значимость, и они стали ценны сами по себе, само-ценны» (Д. Э. Харитонович. Осень Средневековья: Йохан Хёйзинга и проблема упадка. В кн.: Й. Хёйзинга.

Осень Средневековья. Прогресс-Культура, 1995, с. 373).

** А. В. Михайлов. Й Хёйзинга в историографии культуры. В кн.: Осень Средневековья. Наука, М., 1988, с. 444.

П Р Е Д И С Л О В ИЕ

ление варварства. Межеумочный период entre deux guerres не только не принес желаемого умиротворения, но явно вынашивал новую, еще более чудовищную катастрофу. Меланхолическая мета­ фора прекрасной, пышно увядающей осени с каждым годом уходи­ ла всё дальше в пестрое многоцветье того «века Бургундии», кото­ рому, однажды возникнув под пером нидерландского профессора истории, суждено было теперь никогда не кончаться. Но действи­ тельность выглядела иначе.

Как литературные произведения Осень Средневековья и Homo ludenSy на первый взгляд, принадлежат к разным жанрам. Мозаичность Осени Средневековья делает ее похожей на puzzle, загадочную картинку, вдохновенно составленную из множества цветных фраг­ ментов. Но теперь прием «детской игры» вырастает в глубоко осознанную целостную композицию. Homo ludens, при всём внеш­ нем отличии от Осени Средневековья, демонстрирует явную сти­ листическую преемственность. Обоим произведениям присущи классическая ясность стиля, музыкальный ритм в построении фраз, речевых периодов, всех элементов текста. Богатство и много­ плановость лексики всецело подчиняются абсолютному слуху авто­ ра. Хёйзинга относится к числу тех мастеров, для которых какие бы то бы ни было погрешности вкуса совершенно немыслимы. Язык его сдержан и четок, но при этом эмоционально ярок и выразите­ лен. Внешне строго научное изложение то и дело вызывает разно­ образные реминисценции, нередко приобретает тонкие оттенки иронии.

Хёйзинга, в своей Осени сделавший образ новым, важным эле­ ментом исторического исследования, предложил теперь новую метафору - на сей раз уже for all seasons. Индивидуальная и обще­ ственная жизнь, всё историческое и культурное развитие челове­ чества описывается в терминах игры, как игра.

В двух своих самых значительных книгах Хёйзинга откликает­ ся на самое сильное, по его собственным словам, впечатление своей жизни. В шестилетнем возрасте, в Гронингене, он становится сви­ детелем костюмированного шествия, посвященного одному из со-

Д М И Т Р И Й С И Л Ь В Е С Т Р О В

бытии нидерландской истории XVII в. С детства он проникается ощущением того, что индивидуальное переживание прошлого не­ разрывно связано с индивидуальными персонажами. В 1894 г. он сам, в костюме XVII в., участвует в подобном студенческом маска­ раде. На обеде по завершении празднества Хёйзинга заметил, что «маскарад - несомненный признак упадка, возможно его послед­ нее проявление. И мы горды тем, что являемся последними носи­ телями этой прекрасной традиции, которая теперь умирает». За­ метим, однако, что торжественные ритуалы, особенно в старых европейских монархиях, свидетельствуют о том, что традиция эта не только не умирает, но, сочетая истовую серьезность с шутливой иронией, проявляется в прекрасных и глубоко содержательных зрелищах (ярчайший пример - Смена караула у Бакингемского дворца, завершающаяся под мелодию моцартовской арии «Non più andrai, farfallone amoroso»*. Вспоминая церемонию присужде­ ния ему почетной степени доктора Оксфордского университета, Хёйзинга пишет, что он пережил час «подлинного Средневеко­ вья» и что удивительно, до какой степени умеют англичане высоко чтить эти традиции, не принимая их слишком всерьез, но и непревращая в посмешище.

Человек является человеком постольку, поскольку обладает способностью по своей воле выступать и пребывать субъектом игры. И действительно - «созданный по образу и подобию Божию», на ключевой вопрос о своем имени он, бессознательно вклю­ чаясь в сызмала навязанную ему игру, бесхитростно называет имя, которое он носит, не смея ответить на заданный вопрос всерьез, а именно: «азъ есмь сущш». Под личиною своего имени каждый из нас разыгрывает свою жизнь, в универсальной сущности игры сто­ ящую в одном ряду с «маскарадными» танцами первобытных пле­ мен. «После изгнания из рая человек живет играя» (Лев Лосев).

* Обращенная к Керубино ария Фигаро из оперы Le nczze di Figaro [Свадьба Фигаро]-, в исполнении на русском языке: «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный».

ПРЕДИСЛОВИЕ

Объективно включающий всякую человеческую деятельность процесс игры отзывается субъективным ощущением вовлеченно­ сти в игру в каждом из нас. Сопутствующее ходу истории возник­ новение и исчезновение символов, культурных и религиозных гра­ ниц, широта и изменчивость подхода к вещам - это не изменение правил игры в процессе игры. Это сама игра. По Хёйзинге, это и есть история, история умственной и психической эволюции. Это и есть само существование человека, определяемого им именно как

человек играющий.

Homo ludens, фундаментальное, давно уже ставшее классиче­ ским исследование, раскрывает сущность феномена игры и значе­ ние ее в человеческой цивилизации. Но самое заметное здесь - гуманистическая подоплека этой концепции, прослеживаемой на разных этапах истории культуры многих стран и народов. Склон­ ность и способность человека облекать в формы игрового поведения все стороны своей жизни выступает подтверждением объективной ценности изначально присущих ему творческих устремлений.

Ощущение и ситуация игры, давая, как убеждает нас непосред­ ственный опыт, максимально возможную свободу ее участникам, реализуются в рамках исторического контекста, который приво­ дит к появлению тех или иных жестко очерченных правил - пра­ вил игры. Нет контекста - нет правил. Верно также обратное: не принимающий правил выпадает из контекста истории. Смысл и значение игры определяются отношением непосредственного, фе­ номенального текста игры - к так или иначе опосредованному универсальному, то есть включающему в себя весь мир, контексту человеческого существования. Это предельно ясно в случае произ­ ведения искусства - образчика такой игры, контекстом которой является вся вселенная. Произведение искусства присутствует во времени, но существует в вечности и как таковое содержит в себе духовный опыт и прошлого, и будущего. Классическое произведе­ ние искусства неисчерпаемо, оно не может быть объяснено и не может быть понято, будучи пластическим образом необъятной и необъяснимой вселенной. Одно и то же произведение искусства -